Глава 2. ФРОНТ
Погрузка в эшелон началась в 5 часов вечера 7 февраля 1942 г. с товарной Савеловского вокзала. Погрузка машин прошла быстро и организовано, к утру они все уже были закреплены на платформах. Разведбатальон занял в эшелоне 5 крытых вагонов и 7 платформ. В одном из крытых вагонов запасли дров, наладили кухню, сложили продукты. В остальных разместили личный состав батальона и в одном из них весь комсостав и девушки-дружинницы, а на дверях кто-то крупными буквами вывел: «ШТ.Р.Б.» (штаб развед. батальона).
Грузилась в эшелоны вся дивизия, вкатывали на платформы орудия, сани, заводили лошадей, грузились пулеметы, минометы, ящики со снарядами; было много шума и подчас неразберихи. В конце нашего эшелона грузили имущество санбата, тащили носилки, шины, мешки с бинтами. Среди медиков мелькала стройная даже в толстых ватных штанах и куртке энергичная, вся пышущая здоровьем и молодостью Оксана, та Оксана, которую я видел в один из суровых октябрьских вечеров во время налета немцев. Она звонким молодым голосом покрикивала на девчат и на замешкавшегося под ногами красноармейца, тащившего тюк сена, и сама-то несла громоздкий медицинский аппарат, то как мужчина, ловкими и сильными ударами забивала ящик зачем-то до этого вскрытый.
Наконец все погрузились. В нашем вагоне должны ехать комбат Берендеев, пом. комбата лейтенант Кедровский, комиссар батальона ст. политрук Шахов, политрук танковой роты ст. политрук Большаков, ком. взводов мл. л-ты Шушунов, Вансберг, Петров, сестра Магадзе и девушки-дружинницы: Козлова, Андриянова 3., Малышева Н. и др. Наладили железную печку и в вагоне стало тепло и как-то обжито, только все тепло уходит, когда дверь открывается.
Вечером 8 февраля приходит в вагон ст. политрук тов. Партигул с приказом Политотдела об откомандировании Шахова и Большакова в политотдел, на место Шахова назначен он, на место Большакова — Митин, теперь он моя правая рука.
Командиром 1 взвода назначаем Поскрякова — ст. сержант, участник 3-х войн : Польской, Финляндской, Халхингол. Всю ночь гремели буфера, всю ночь возили наш эшелон по путям и, наконец, утром мы выбрались на октябрьскую дорогу и эшелон, постукивая на стыках, отмеряя километры, помчал нас по тем местам, где недавно гремели бои.
Проезжаем через восстановленные саперами мосты, мимо сожженных станций и взорванных водокачек. Лежат на снегу черными нитями сорванные провода и скошенные снарядами деревья. Промелькнул Солнечногорск, проехали Калинин. Вокзала нет — руины. Пробитые пулями стены, сожженное депо. Кругом все забито трофейными немецкими машинами и орудиями. Город почти весь полуразрушен.
Бологое — картина почти такая же, но вокзал цел. Здесь немцев не было. В Бологом стоим двое суток. Налет немецкой авиации, но кончилось все благополучно. Весь вечер слушали рассказы Берендеева о финской войне. Ночь, Митин дежурный по эшелону. Нач. боепитания Шумахер дежурит на паровозе. В вагоне все спят, горит печурка, тепло, при свете электрической лампочки от танкового аккумулятора пишу письмо к товарищу по работе. Опять поехали и стали где-то в тупик.
Утро. Эшелон идет в левую сторону от Октябрьской ж.д. Разговорился с Куприяновой — она окончила балетную школу при Большом театре и впереди у нее была блестящая дорога советской артистки — 15-го октября ушла добровольцем. (по словам Малышевой Куприяновой не было. Надо читать Андреановой, которая окончила 4 курса балетного техникума при политакадемии искусств. Комментарий неизв. читателя). Поговорили и поспорили о балете.
Эшелон подходит к месту разгрузки — станции Балабино. Разгрузка прошла так же организовано, но разгружали всю ночь т.к. машины пришлось стаскивать на буксире двумя танками, остальные сильно остыли. Утром начали заводить остальные машины. Пришлось внутрь ставить печурки — опасно, но зато быстро удалось завести. Вышла из строя машина командира Тока, сломался шатун в 4-м цилиндре. Пришлось разоружить и оставить ее на станции.
До нашего участка фронта 165 км. Знаем уже точно, что идем бить 16-ю немецкую армию.
17 февраля в 6 утра колонна машин с нашей разведкой выступила из Балабино. Дорога отвратительная: лес, с горы на гору, масса ухабов, снега, крутые подъемы и спуски.
Первый день вечером вышла из строя вторая машина Т-40, сломался коленчатый вал, пришлось разоружить и оставить в поле, т.к. приказ был двигаться самым форсированным темпом. Разбился, упав с мотоцикла, сержант мотоциклист, пришлось отправить в госпиталь.
Сильный мороз, весь лес в инее, к броне невозможно прикоснуться голой рукой. Поздно ночью прибыли в Красуху, потеряв еще одну машину Т-20, в которой полетела передача, когда она завязла в глубоком снегу с прицепленными к ней санями, на которых было 1,5 тонны горючего. Это был результат того, что машины были старые и собраны из негодных.
Это была последняя потеря. Остальные машины эту адскую д дорогу выдержали с честью; каждая везла за собой сани с грузом и 12-15 человек пехоты. Нечеловеческая усталость свалила на ночлеге всех с ног. Пришлось из машин слить воду, кроме двух Т-40, которые держали на прогреве. А рано утрой опять заводка машин, проверка имущества, вынуждены оставить много взятых зря из Москвы запчастей, из-за дороги и выхода из строя 3-х машин.
Выехать удалось часов в 9 утра. Кругом расстилались живописные картины северного леса, долины замерзших озер, лесные овраги, темные тоннели просек, мосты, гладь оз. Селигер, опять лес, подъемы и спуски. На ЗИС-101 обгоняет колонну подполковник Романов.
Много в этот день пришлось поработать лопатам и топорам, вытаскивая завязшие в снег машины, особенно тяжело засела бронемашина Ельника. Все были мокры от снега и измучены нечеловеческим напряжением. Слева весь день слышна кононада и часто треск пулеметов. Мы ехали в 2-х — 3-х км. параллельно линии фронта. Все время обгоняем отдельные подразделения нашей дивизии, идущие по дороге, что сильно затрудняет движение.
Часов в 10 вечера прибываем в населенный пункт Мамоновщину, где расположен штаб 2-й ударной армии генерала Пуркаева. Все дома заняты частями, с большим трудом находим помещение для людей, усталость валят с ног.
Получаю приказание от комбата приготовить к утру горючее — надо найти бензосклад, получить наряд. Склад нашел в 4 км от селения, в б часов утра на мотоцикле еду за нарядом, по обочинам дороги лежат закостенелые трупы фрицев. Вот лежит огромный рыжий детина с простреленным черепом – какой-то славный боец хорошо взял его на мушку и немец получил достаточно земли для своего тела, которое уже достаточно изрядно поклеили вороны.
Заправляемся горючим, едим горячий завтрак. Все уже как-то привыкли к походу, все утряслось, дело идет без суматохи и без нервозности. Опять дорога. На большой высоте проходят «юнкерсы-52» — везут грузы окруженной армии. Ровно гудят наши машины, двигаемся ровно и без задержек. Этот участок пути был самым спокойным, если не считать двух крутых подъемов и ранения ком. взвода Поскрякова, которому встречной машиной сильно придавило ногу.
Вот колонна наших танков обгоняет двух лыжниц. За плечами каждой из них снайперская винтовка. Подсадили девчат на бронемашины, разговорились — оказались наши снайпера: Наташа Ковшова и Мария Поливанова. Угостили их сухарями и незаметно, по хорошей укатанной дороге, в разговорах о Москве и нашей боевой жизни наше подразделение в 7 часов вечера прибыло в деревню Ольшинку Молвотицкого района, в 6 км от Новой Руссы. Дальше дороги нет, все занесло глубоким снегом. За Новую Руссу ведет бой 2-й полк. Так как бензин на исходе — оставляем на пригрев только две машины. Быстро надвинулась ночь, с большим трудом удалось расположить батальон на ночлег в уцелевших избах и банях.
Днем и сейчас наблюдаем везде следы чужого: вот завешено, окно какой-то странной бумагой в рубчик, стены оклеены старыми номерами немецких газет, у дорог стоят вехи, обозначающие расстояние в метрах между ними. 200 м. между вехами с пучками соломы наверху, а в середине, на 100 м от каждой из них веха без соломы и все это с немецкой аккуратностью и точностью до см. У поворотов и развилок дорог досточки с надписью на немецком языке — сколько осталось км до следующего населенного пункта.
В 3-х- км. за д. Павлово и д. Сидорово и в 6 км. за село Новая Руса шли ожесточенные бои. Главный удар дивизии силами 1-го и 3-го стрелковых полков был направлен на деревни Сидорово и Павлово — левый фланг вражеской обороны. 2 стрелковый полк под командованием майора Довнара был расположен в лесу, против правого фланга обороны противника.
Батальону ростокинских коммунистов под командой капитана Верстака было приказано ударить по селению Бор, западнее Н. Руссы. Верстак грамотно разработал боевую задачу, тщательно разведав местность, умело и скрытно подошел к самому Бору, где завязался короткий, но ожесточенный бой, в результате которого эсесовцы, кто в чем был, позабыв чемоданы и награбленное добро, стали отходить в Н. Руссу. Не давая опомниться противнику, фактически на его плечах, батальон Верстака ворвался в Н. Руссу, где завязались упорные бои в домах, на улицах, в огородах. О мужестве и героизме, исключительных примерах самопожертвования и беспредельной любви к родине, которые проявили ростокинские добровольцы и их славный командир капитан Верстак надо писать целые книги. Все были впереди, все дрались так, как могут драться только русские люди. Снег по грудь, мороз в 30°, длинный переход — ничто не смогло сдержать великую волю к победе.
В течение дня 22 февраля немцы 2 раза ходили в контратаку, пытаясь взять назад потерянный рубеж. В бою был убит пулей в голову ком. 6-й роты лейтенант Скрипник, был ранен ком. 5-й роты лейтенант Еремин и убит политрук его роты. На помощь Верстаку, захватившему Н. Руссу, подошли остальные 2 батальона полка.
Вспомогательное направление превратилось в главное. В эту же ночь были и взяты д. Сидорово и Павлово.
Где-то в тылах у немцев действуют два наших лыжных батальона под командой капитана П.Г. Чмиль.
Ночью на 23 февраля неожиданно наш батальон был поднят по тревоге, вся улиц» деревни была освещена пожаром: горел бронеавтомобиль Царева, который был оставлен на прогреве, лопнул бензопровод. Яркое пламя охватило всю машину, начали рваться ящики с патронами, огонь пробирался к снарядам. Отвели машины, повозки, лошадей. В открытый люк машины все, кто только могли забивали снег. Пламя удалось сбить и погасить. Машина сильно обгорела, но через 3 дня она уже была восстановлена и потом прекрасно отправляла фрицев к их праотцам.
В бою за Павлово героически погиб командир 1 стр. полка Кузнецов, он был ранен и взят в плен и живым сожжен. Труп его обугленный, полуобгоревший, я видел, когда был в разведке.
25 февраля получил приказание от Берендеева итти в разведку по маршруту Ольшанка, Поленовщина, Павлово ,Сидорово, Н. Русса, Поновщина. Главная цель разведки — выявить -возможность прохода к месту боя на наших машинах, а так-же уточнить расположение частей наших и противника.
Был сильный мороз, небо затянуто тучами. Небольшая вьюга. Кругом глубокий снег. По полю идет легкий санный путь. На нас движется несколько волокуш, запряженных собакам, с ранеными в происходившем ночью бою. Со мною идут командиры взводов и водитель одной из машин, всего 5 человек, добравшись до моста, где была деревушка в полуразрушенном сарае помещается ком. пункт главного удара, где находится пом. ком. дивизии полковник Романенко.
Уточняем обстановку, получили дополнительную задачу и двигаемся к д. Павлово. Около леса несколько орудий ведет обстрел деревни, за которую сейчас идет бой в восточном направлении.
Лес. Вырванные минами и снарядами деревья. Черные метки воронок на белом снегу. Проходим мимо кучи сумок и вещевых мешков, сложенных бойцами перед ночной атакой. Лежит убитый боец, возле диплом народного учителя. Лежит человек, разорванный пополам, мина попала прямо в него, кругом пятна крови и куски мяса, кружатся вороны. Около д. Павлово лежат около 20 наших товарищей, они в белых халатах в снегу и кажется, что прилегли только сейчас. Их заносит снегом. На опушке леса стоит лошадь с перебитой ногой, невдалеке лежит другая с развороченной грудью. Прямо у первых домов десятки трупов немцев — смерть скорчила их в самых разнообразных позах.
Подходим к первому у края уцелевшему дому. Вышли уже давно, устали, решили зайти хотя за стены от холодного пронизывающего ветра. Только зашли в горницу – в сенях взрыв мины, которыми в этот момент начал противник обстрел на лесочка, метрах в 400 от деревни. Они начали рваться кругом дома — враг заметил, что мы пошли в него. Дом без окон, полуразрушен, в горнице лежат два умерших от ран бойца, валяются на полу немецкие газеты, журналы, противогазы.
Ворвались из дома, другом с противным свистом рвутся мины. Отбежав метров 30, залегли в канаве. Выпустив еще около десятка мин, фашисты успокоилась. Отметив на карте вероятные места минометных батарей, пошли дальше. У разрушенного авиабомбой дома лежит убитая красивая молодая девушка дружинница, шапку уже запорошило снегом. Пушистые русые косы разметались по снегу. Рядом сумка с красным крестом, а неподалеку тот, кто страдал от раны и ждал ее помощи, он тоже умер. Деревушка разрушена вся. Много хорошо укрепленных дзотов в похвалах домов и все они полны немецкими трупам и. Выйдя из Павлово пошли с интервалами в 10-20 метров, просвистало насколько пуль снайпера.
Опять поле, изрытое воронками от мин и снарядов. Дорога на Сидорово преграждена дзотами и окопами, заваленными мороженными немецкими трупами. Сидорово пострадало еще больше — много сожженных домов.
Перед деревней все кусты и деревья вырублены для лучшего обстрела. У входа в деревню увидели ужасное зрелище — сожженные трупы наших раненных бойцов. Здесь погибли командир 1 СП Кузнецов и его комиссар, они в пылу боя вместе с группой бойцов ворвались в деревню. Группу отсекли, фашистские звери со всем садизмом, на который только они способны, сожгли их живыми.
Масса оружия, пулеметы, пушки, винтовки, минометы — разбросано на улице и у домов деревни. Радостью блестят глаза моих товарищей, когда они видят все новые и новые трупы немецких солдат. Священной местью горят их глаза, когда она видят останки погибших наших боевых товарищей.
У крайней избы подошел крестьянин и попросил проводить его к недалеко стоящему на нашем пути сараю. Он вез за собой санки и шел за убитой женой.
Прошли кусок открытого поля. Из недалекого леса раздавались выстрелы, но не знаю по кому велась эта стрельба. Вошли в сарай. Угол его был разворочен миной, у порога лежала молодая женщина в полугородском платье, кровь еще текла из ее шеи и груди. Ее убили фашисты миной, когда она пошла в сарай за сеном для козы — так объяснил нам крестьянин.
Вдали показалась церковь Новой Руссы, та церковь, с колокольни которой немецкий пулеметчик сильно мешал атаке Верстака и убил Скрипника. Ее верхушка была разворочена снарядом. Командный пункт Верстака был в каменном доме священника, около церкви. Кладбище Н. Руссы чуть случайно не стало нашим кладбищем. Наши бойцы приняли нас за немцев, так как мы шли с их стороны. На кладбище стояла полковая батарея, которая тоже вела обстрел деревни. Командир батареи оказался знакомым (бывший боец 5-й роты). Рассказал о гибели в бою Зины Алешиной. Она была ранена в ногу и живот в бою за одну высоту, которую немцы обошли, (один из бойцов притворился мертвым и видел всю трагедию), девушка сильно кричала, и когда к ней подошел немецкий офицер, проклинала его, но холодный садист дал очередь из автомата и Зины не стало.
Через несколько минут он получил советскую пулю шедших в атаку наших бойцов.
Сообщил ком. батареи полученные сведения о том, что восточнее Павлово на поляне обнаружена группа автоматчиков, после чего по площади поляны было выпущено 5 снарядов.
Н. Русса — большое богатое село, опять разрушенные и сожженные дома, опять трупы, воронки, всюду следы войны. Вот валяются у стены одного дома брошенные в спешке немецким часовым эрзац-валенки, сделанные из грубого, толщиной в 10 мм войлока на 40 мм деревянной подошве. Невдалеке лежат разбитые, хорошо сделанные немецкие санки, сброшенные гарнизону с самолета.
Опять встретил знакомого артиллериста, он угощает нас немецким хлебом и консервами. Интересная особенность – хлеб выпечки 1939 года, он завернут сперва в промасленную бумагу, потом заклеен герметично в целлофан и опять плотная бумага. Он потерял вкус свежего хлеба, но легко режется ножом. В церкви H. Руссы догорает хлеб (немцы ссыпали хлеб в церковь, и во время боя он загорелся), кругом трупы немцев.
Заходим в пустой дом. Здесь жили офицеры. Масса пустых бутылок из-под коньяка, лежит кипа иллюстрированных фронтовых журналов, в которых снимки киевских улиц и соборов. Николаевские верфи, подробный план Ленинграда и Москвы. Сердце сжалось от боли, когда увидел столь знакомые Николаевские верфи, у стапелей которых стоит группа немецких офицеров. На полу рассыпаны карточки: сытое, самодовольное лицо обер-лейтенанта, рядом полная немка и дна гитлеренка на фоне богатой усадьбы. Снимки на фоне Эйфелевой башни, каких-то каналов на фоне гор. Видимо их хозяин прошел длинный путь грабежа и насилий.
Возвращались другим путем — у опушки лежит человек пять убитых бойцов. Это саперы, нарвавшиеся на засаду немцев. Перед Поленовщиной в овраге стоит замерзший труп гитлеровца — кто-то из бойцов сделал из него веху, чтобы видеть край оврага.
В Ольшанку пришли поздно, голодные и усталые.
Дни и ночи наполненные разведками. Танковая рота приводит в порядок материальную часть и оружие, потрепанное походом.
В батальоне первые погибшие и раненные бойцы. В разведке смертельно ранен в грудь л-нт Шушуков, мне пришлось отправлять его в санбат и он умер в дороге. 24-го вечером его хоронили. Земля как камень. Танкисты у могилы клянутся на смерть драться с врагом, за каждую каплю крови русских людей бить эту коричневую мразь. Лозунг — «убил ли ты немца ?» — становится девизом нашей роты. Тяжелые, мерзлые комья земли глухо сыплются на дно могилы. У сосны прибили доску — «Здесь похоронен павший смертью героя лейтенант Шушуков».
25 сильный налет авиации на Ольшанку. Все пулеметы вынуты из машин, басом заговорил с бронника зенитный ДШК, посыпались бомбы. Нити трассирующих пуль стегают «юнкерсов», что не дает им бомбить с малой высоты. Ранен в шею пулей из пулемета с самолета командир танка Кузнецов. Ранено несколько бойцов из других подразделений. Бражкину не повезло: пуля попала ему в карман с патронами от кольта, некоторые из них взорвались, сильно обожгло ногу, но он остался в строю. Убило 2-х человек.
Кругом распространился сильный запах карболки: бомба попала в повозку с медикаментами, убило повозочного и лошадь, из ее развороченного тела идет пар. Этот день полон тяжелых событий: рядом в доме у возвратившегося бойца в руках разорвалась граната, двое убитых и 4 ранено.
На северо-западе большое зарево, сильная канонада, невдалеке поет свои песенки любимая у советских людей «Катюша».
Однажды, возвращаясь из разведки, встретил пом. ком.2 ст. п. Аскиназе, который раньше был у меня бойцом в пулеметной роте. Пригласил нас на обратном пути заходить обедать. В Н. Руссе были в 12 часов дня. Появились 8 Юнкерсов, начали рваться бомбы. Немцы не могли смириться с ее сдачей. Непрерывная бомбежка квадрата 500×500 м длилась 3 часа. Бьем по самолетам из автоматов. Разрушений не очень много, но сильно пострадал артдивизион Минина. В 2 часа дня появились два наших «И-16», «юнкерсы», как стая стервятников, веером стали уходить, двух из них прижали истребители и повели куда-то над лесом. Мы лежали в огороде, две бомбы упали метрах в 20, засыпало землей, снегом и сильно оглушило.
В Бору видели много могил фрицев. Могилы, как правило под окнами домов, геометрически правильными рядами, маленький березовый крест и на нем каска со свастикой. Видел у убитого фрица листок, на котором нанесен участок местности с карты и помечены 3 могилы с именами Герман Кац, Иоан Миллер и Гартман — видимо его друзья по разбою, а листок приготовлен для посылки на родину.
Уже собраны с полей винтовки, некоторые разбиты пулями и осколками. Захожу к Аскиназе в дом №11. Дом №13 разрушен весь, из-под его обломков извлекаем раненную старушку, ее муж погиб. Дом №11 тоже разрушен, Аскиназе сильно убило бревном. Сильный запах пороха, в воздухе пыль. Весь снег стал серым.
Опять самолеты — летят в Павлово и над лесом раскрывается до 15 парашютов — уверены, что это десант. Позже выясняется, что это немец по ошибке сбросил продовольствие в расположение наших частей, так как фронт был путаный, а немцев дезориентировало то, то у деревни не была убрана большая свастика, выложенная из елочных ветвей — опознавательный знак их самолетов. В сброшенном грузе было — колбаса, овес, хлеб. Парашюты пошли на маскировку машин штаба дивизии.
Возвращаемся на Поленовщину, из Н. Руссы по дороге в тыл едет несколько подвод и крестьяне на салазках вывозят оставшееся имущество, У дороги огромная воронка, в которой скроется две грузовых машины: спущена 1000 кг бомба, летчик метил в двигавшуюся по дороге батарею, но за исключением трех раненых лошадей и нескольких контузий, вреда не причинил.
В Ольшанке меня ждало письмо от жены, беспокоится о моей судьбе, пишет, что в Москве жизнь стала трудней, нет света, нет угля, плохо с питанием, но москвичи бодры, октябрьский кризис миновал, город стал крепостью.
Вернулся из штаба дивизии Берендеев. Так как дорога к передовой линии расчищена от снега, мотострелковому разведбату приказано выдвинуться на передний край в селение Старое Гучево, взятое прошлой ночью. Прогреваем и заводим машины, первые три отправлены в 7 часов вечера. Из-за морозного темного леса выходит медный диск луны. Часов в 10 отправлены последние машины, а в 10-30 выезжаю на мотоцикле и я, т. к. в Ольшанке оставалось еще много дел с подготовкой к переброске боепитания и хозимущества. Кругом все залито лунным светом. Морозная тихая ночь. Лес, покрытый толстым слоем инея молчалив и таинственен. Впереди зарницы от стрельбы какой-то батареи и глухо докатывается гул канонады. На кабине мотоцикла передо мною пулемет, у водителя автомат. Стук мотора особенно резок в морозном воздухе, справа лес, приходится быть настороже, т. к. по сведениям разведки в нашем тылу бродят шайки финских лыжников.
У подъема к Н. Руссе дорогу загородила застрявшая полуторка, объехать нельзя, часа полтора копались, пока не удалось вытащить. По улицам Руссы ходят патрули, ко чувствуется какая-то беззаботность и благодушие.
Проехали мост, на котором немцы в бомбежку 26-го сбросили более сотни бомб. Кругом все изрыто, мост цел, но избит осколками. Дo Гучево осталось 2 км., не доезжая метров 500 до селения, наткнулись на застрявшую в снегу машину Митина (водитель Козлов). Танк завяз глубоко и серьезно, перед ним скопилось еще 2 танка и 3 грузовика.
Приказываю рубить в лесу сучья, расчищать снег и объезжать, параллельно вытаскивать митинскую машину. Наконец, стоявшие сзади машины прошли.
Еду в Гучево. Справа и слева несколько убитых лошадей и тела погибших товарищей. У края дороги стоит раненная с перебитой ногой лошадь, она уже замерзает.
Старое Гучево было сильно укреплено, много дзотов и окопов, до верха заваленных мороженными трупами немцев, застывших в самых неестественных позах, но само селение в основном уцелело. Нахожу на другом его конце свои машины, все люди забились в разбитый дом и греются у уцелевшей печки. Темно, батарея в карманном фонарике на исходе. В доме стоит несколько ящиков с патронами от немецких автоматов. Приказал выйти и замаскировать машины, т.к. близок рассвет. Еле держусь на ногах от усталости, а нужно еще выручать машину Козлова. Узнаю, что пешая разведка с Кедровским и Партигулом остановилась в Н. Гучеве за оврагом, метрах в 600 от нас. Направляю людей к машине Козлова, сам иду в Н. Гучево. Хочется сесть отдохнуть, лечь хотя бы в снег, сказывается прошлая бессонная ночь в Ольшанке, когда вблизи от нас в лесу была обнаружена группа противника. Противно итти в почти пустом селении и по оврагу среди кустов и трупов ночью. Рука лежит на ручке пистолета за пазухой, дорога идет под гору, опять трупы немецких солдат. Изрытая воронками мин, вся в замерзших уже лунках, текущая в овраге речушка. Окрик часового – «Кто идет?» . Называю себя.
В Н. Гучево было десятка два домов, осталось дома 4. Часовой указал дорогу. На краю обрыва, сделанный из дерева к камней, по всем правилам фортификации, большой дзот. Резиденция нач. гарнизона Кедровского. Нахожу Партигула и Кедровского, они спят. Вижу на столе сухарь и полстакана водки — уничтожаю, после чего бужу начальство, прошу людей из нашей разведки для откапывания машины, дают 5 человек, и на том спасибо. Задерживаюсь на несколько минут у горящей печки. На столе лежит много немецких карточек, газет и журналов, денег и прочей мелочи — трофеи комиссара Партигула.
Беспокоимся за судьбу Ванберга и 10 человек, отправленных в разведку — опаздывают ужа на 10 часов. Где-то задержался Берендеев, видел его последний раз в 9 часов вечера.
6 часов утра, копаемся е еще у машины, уже расцветает, того и гляди появятся самолеты. Решаем держать машину на прогреве, а утром вырвать ее на буксире. Люди падают с ног от усталости, не ели со вчерашнего утра.
Иду опять в Ст. Гучево, ноги передвигаются по привычке, все спят кроме часовых. Проверив посты, валюсь на патронные ящики, как убитый. Разбудили через 30 минут — вызывает Партигул. Опять, уже с Митиным, идем в Н. Гучево. Яркое солнечное утро, видна масса подробностей, незамеченных ночью. Огромное количество убитых немцев (но, к сожалению, и наших товарищей много) — здесь был страшный бой. Очень хочется спать.
В Н. Гучево уже дымит кухня. Радует возможность поесть. Завтрак готов, два термоса отправляю танкистам, но нам с Митиным поесть не удалось — нужны для связи в штадив мотоциклы, надо взять из боевых машин бензин. Опять рейс на Ст. Гучево. Опостылело лазить по оврагу и через трупы. С мотоциклами улажено.
Появились 3 «юнкерса», — оказывается маскировка желает лучшего. Спешно заваливаем машины соломой с крыш и жердями. Самолеты прошли не заметив танков,
Остановился у трупа обер-лейтенанта. Породистое красивое лицо, рыжие коротко-подстриженные усики. Около валяется развернутый бумажник и вывалившаяся из него записная книжка, она с календарем. На листке 22 июня 1941 г. стоит короткая запись на немецком языке — «сегодня пришла очередь России». Да, покойник, видимо любил громкие фразы и не думал в жаркий июньский день, что 28 февраля меткая пуля русского патриота и мороз России превратят его тело в камень.
Лежит умерший от ран и вытащенный из избы нашими бойцами, курносый рыжий детина — ефрейтор с забинтованной ногой и грудью. Он тоже завоевал жизненное пространство.
Интересная подробность — бинты из вискозы двойные, точно чулок. И есть бинт из прочной мягкой бумаги. У раненых поверх повязок наклеены бумажные полоски красного или синего цвета, видимо характеризующие степень ранения и приколот ярлык с указанием мер, принятых при оказании первой помощи. Точность, характерная для немцев и полезная для сведения наших санитарных частей.
Пришла вылезшая из снега машина Козлова. Меня и Митина вызывают в штаб дивизии, который прибыл в Ст. Гучево ночью. В штабе застал сидящими за картой комдива подполковника Анисимова, комиссара дивизии полкового комиссара Лазарева, нач. штаба дивизии майора Павленко. Приказ пишет бат. комиссар Жирихин, сбоку около него сидит нач. разведки ст. л-нт Сонич. Комдив спрашивает о готовности машин к бою. Докладываю, что все в порядке, но мало бензина 1 с, для Т-60 и T-40, если пойдет вся рота.
Комдив ставит и объясняет мне задачу: 5 танков и 1 бронемашина со своей командой придается 2 СП (528 СП) для взятия сильно укрепленного, важного стратегического населенного пункта — Великуша, стоящего на высоте и господствующего над рядом немецких коммуникаций и населенных пунктов.
Приходит в штадив Берендеев, совместно подробно знакомимся с общим планом операций. Надо связаться с Довнаром. Берендеев, Митин и я отправляемся на его КП, расположенный судя по карте, в лесу в 600 м от Великуши. Итти пришлось долго по узкой тропинке. Стало жарко. Мутится в голове от усталости и голода. Справа непрерывные пулеметные очереди и разрывы мин, долго не можем найти КП. Встречаю знакомую дружинницу из бывшей моей пулеметной роты: осколком мины ей поцарапало щеку и отморожен нос, но идет в сторону фронта. Молодец Клава. Встретили смертельно уставшего пом. командира полка Павлова, тоже запутался в бесчисленных тропинках этого дикого леса, где до войны ходили только медведи и волки. На КП натолкнулись неожиданно — он немного переместился и мы кружили около него.
Группа командиров, во главе с Довнаром, одетым в венгерку и в картинно накинутую на плечи кавказскую бурку, стояли у большой сосны. Среди них встречаю своего бывшего ст. политрука Петрухина. Он погиб 2 марта. Горько было узнать, что погиб такой прекрасный человек и товарищ.
Получаю приказ — танки должны выступать совместно с 3-м батальоном, который идет под командой ст. лейтенанта Бурдукова. Начало атаки 22-00 , уславливаемся относительно сигналов. Темнеет. Мороз становится крепче и скрипит под ногами счет. Где-то над соснами вылезает красная огромная луна (в этом году она часто бывала красная, как будто впитывала в себя человеческую кровь, так обильно льющуюся на земле). Весь лес покрыт инеем. Берендеев и Митин идут в Ст. Гучево готовить машины, я с Бурдуковым идем на исходный рубеж для рекогносцировки. Танки придут сюда. Проклятая луна, она нам может помешать. Танки должны тащить за собой 2 противотанковых орудия, договорились с ком. батареи. Проползаем к артиллерийскому наблюдательному пункту, я без халата и очень виден на снегу. Бурдуков отпускает на эту тему изрядную порцию крепких слов. Перед нами за оврагом на холме Великуша, там немцы.
В 21-00 начинаем обстрел из 6 орудий селения, корректируем сами. Снаряды начинают ложиться посреди деревни. Оттуда в нашу сторону летят струи трассирующих пуль, рвутся мины. Изредка пули поют над головой или вспахивает около нас снег. Лежать на снегу становится холодно — подстилаю сосновые ветви, сосу трубку, чтобы согреться. Потеют от глаз стекла бинокля и приходится часто протирать. Издали слышен легкий шум машины, говор людей — подошла пехота в количестве 150 человек, — это батальон. У бойцов приподнятое настроение — с ними идут в бой танки.
Когда переполз через дорогу с наблюдательного пункта по мне начал бить автоматчик — несколько пуль просвистало у головы, но все прошло благополучно. Проверил машины, собрал экипаж, объяснил задачу. Время 21-45. Последнее напутственное слово. Крепко пожал руку моему ст. политруку Митину.
Даю команду «по машинам», «заводи». Впереди вилась накатанная, расчищенная дня три назад немцами, освещенная луной дорога.
Машины пошли в бой.
Сразу у опушки леса по ним забарабанили пули. По сигналу с моей машины все танки открыли шквальный огонь со всех пулеметов и пушек по деревне и лесу, оттуда били пулеметы и автоматчики. Моя машина идет первой, в лобовую броню все время стучат пули. Ведет машину Лещинский. Машине положен экипаж 2 человека. У моих ног лежит командир машины Тарасов, я на его месте за оружием. Наблюдаю в «ТОП» и в «Триплекс», от зажигательных пуль наших пулеметов загорелось 2 дома. Впереди мост, с грохотом пролетела через него машина, взлетела на гору, вот и Великуша, дорога перегорожена смежным валом за которым немцы. Даем полный ход вперед, машина зарылась в снег, протаранила его толстый слой и вырвалась опять на дорогу. Уже улица Великуши, нo опять вал снега, повторяем маневр, но снега оказалось много, машина села на броню и остановилась. Стали машины и сзади. Горит уже несколько домов, все озарено желтым светом пожаров, все машины ведут сильный огонь по домам и дзотам противника, последний отвечает тем же.
Сильный удар по броне и что-то сильно обжигает мне горло, гаснет свет. Пуля из противотанкового ружья пробила башню танка, разбит плафон, один сантиметр ближе и имел бы пробитое горло. Ударила вторая, чистая дырочка, но никого не задела. От интенсивной стрельбы выходит из строя «ДТ» и отказала на 35 снаряде пушка. Выбрасываю пулемет, ставлю новый, решил стрелять более сдержанно. Бой идет уже часа четыре. Чертовски хочется есть. У Лещинского нашелся хлеб, во время смены пулемета немного пожевал, потом зажег трубку и не выпускал ее изо рта. Уже сутки почти ничего не ел — некогда.
Постепенно все машины стали врастаться в бой. Огонь вели pacчетливо, выбирая цели, подбираясь к перебегающим фигурам немецких солдат огненной пунктирной струйкой трассирующих пуль и пришивая их навек к холодной пуховой перине русского зимнего снега.
Пехота залегла за машинами, приоткрыл люк, слышны стоны раненых. Кругом рвутся мины, одна из них взрывается перед самым носом танка, сильно встряхнув его. Метрах в 150 видимо сильно укрепленный дзот: из него все время бьет крупнокалиберный пулемет. Направляю весь огонь машины на него, дзот замолкает, но оживает снова через 15 минут, пока он не замолчал навсегда.
Вылез водитель из митинской машины и попытался снять меня на буксире, удалось. Рванулись опять, через 20 метров машина опять засела в снег и очень серьезно. Все озарено пожаром. Из-за небольшого сугроба в сотне метров выскочило 9 немцев, 6 из них в белых халатах. Подвожу аккуратно перекрестие прицела и горячая струя трассирующих пуль скосила их как снопы, для верности не жалею еще полдиска патронов — они никогда не пойдут уже по русской земле — 9 Гретхен напрасно будут ждать своих завоевателей.
Упорно бьет пулемет из окна каменного дома, направляю трассирующий ливень в сени и чердак, дом запылал. Лещинский и Тарасов достают из моей сумки тетради и пишут заявление в партию, оно лаконично — «Прошу принять в кандидаты ВКП/б/, если погибну, считайте меня коммунистом, пишу в бою 2-го марта, 2 часа ночи. Водитель Лещинский.»; такое же заявление Тарасова, такие же заявления подали все беспартийные моей роты. Бой идет всю ночь. Приближается утро, деревня вся в огне. По танкам начинают бить из орудий. Сделаны еще две попытки вырвать машину, но все напрасно. Целей для стрельбы много, а диски на исходе: из 54, с которыми начали бой, осталось 8. В машине душно, становится душно от пороховых газов, от мотора, от движения и азарта боя. Работаем в одних гимнастерках и безрукавках. Получено донесение, что миной и повреждена передняя часть броневика Елькина, ранен Саксаганский. Приказываю подтащить патроны из задней машины. Слева за снежным валом обходят немцы, хотят пробраться к оврагу и отрезать нас в деревне.
Все пулеметы танков начинают струями трассирующих пуль прошивать стены смежного забора по всей его высоте, на другой день после боя за ним оказалось около 30 трупов.
Раздался стук сбоку в броню. Подтащили волоком диски с патронами. Надо принимать. Башня дрожит от попадания пуль и осколков мин. Открываю верхний люк, перегибаюсь, лежащий у танка боец подает диск, но тут же падает убитым, его сосед берет упавший диск и подает мне, принял один, другой, тянусь за третьим. Резкий хлопок, блеск пламени в рукаве ( я был в одной гимнастерке) и адская боль в правой руке, она повисла, как плеть. Немцы широко применяют разрывные пули. Спустился в машину. Тарасов разрезал лохмотья рукава, из руки фонтаном бьет кровь — перебита вена и еще 5 ран. Как смогли в нашей тесноте перевязали руку и обмотали шарфом. Стрелять уже не могу, поменяться местами с Тарасовым тоже нельзя из-за тесноты – и принимаю решение — покинуть танк, чтобы не лишать его боеспособности. Выбираться надо опять через верхний люк. Прощаюсь с товарищами и, превозмогая боль, вылезаю из танка. В это время у танка разрывается мина и я лечу в снег. Плохо слышу, осколками разрезало брюки, порвало валенки и слегка ранило икру. Ползу вдоль остальных машин. Все живы, только легко ранило опять Бражкина. Подползаю к танку Митина, передаю командование ему. Нашел комбата Бурдукова — у него есть опасение, что немцы отсекут нас по оврагу. Что делать ? Решили: он делает все, что будет в силах, чтоб ы вырвать машину, дав на это бойцов, a мне приказывает добраться до штаба дивизии, доложить обстановку и просить помощи, а так же доставить боеприпасы танкам. Дал для сопровождения раненого в руку бойца.
Поползли к мосту, у спуска к нему стоит T-20, водитель Михайлов, решал вырваться на машине, но она не заводится. Ползком по снегу, спустились к мосту, нас заметили и две пулеметные струи трассирующих пуль стали взрывать вокруг нас снег, затих мой сосед, пуля попала ему в голову. Оглянулся назад — над танком Митина взметнулось пламя: как потом я узнал подробно, снаряд попал в машину в бок, Митин был ранен, полная заправка авиационного бензина 200 литров, залила и наполнила бушующим пламенем сразу всю машину. Водителю Козлову каким-то чудом удалось вырваться из железной коробки, наполненной огнем, Митин сгорел.
Собрал силы и резко вскочив, побежал по мосту. Пули щелкали по настилу и перилам. Спереди, с опушки леса застучал автоматчик, но меня не задела ни одна. Пробежав еще метров 5-10 за мостом упал, чувствуя, что теряю с илы от потери крови и боли. Сзади послышался шум танкетки, это Михайлов завел машину и догонял меня — сел сверху, шли на полной скорости. Минут через 30 был в штабе дивизии. Приказав Михайлову накладывать боеприпасы и вести их к машинам в бою.
Передал командиру дивизии донесение от Бурдукова и больше ничего не помню.
Очнулся в хате у своих танкистов, дали выпить водки и кофе — стало немного легче. В 10 часов шофер Берендеева Коршунов везет меня в санбат. Узнаю, что через час после моего ранения танки нашей роты вырвались из снежного плена и с остатками стрелкового батальона ворвались на площадь и улички Великуши, добивая своими пулеметами оставшихся в живых немцев. Отдаю свои «кольт» командиру – Цареву. Руки точно нет — одна боль. Солнечное утро, артиллерийская канонада.
В санбате много раненых. До меня очередь доходит в 9 часов вечера: два укола морфия. 3-го марта ранен осколком в спину Манякин. Рука хуже. Ранен дивизии инженер Василевский, ранен капитан Чмиль. Лежу в домике для раненых командиров. Стоны, рядом умирает лейтенант. Рука хуже. 4-го марта тяжелораненый Довнар и любимец всей дивизии капитан Верстак. 5-го марта перевязка. Температура 40°, началась флегмона, есть подозрения на гангрену, возможна ампутация руки, состояние все хуже, аппетита совсем нет, только один морфий успокаивает боль.
Сегодня днем узнал о гибели Оксаны. Накануне в бою за одну деревню она встала и повела в атаку своих дружинниц, славные девушки захватили два дома и убили 7 фашистов, а сегодня утром она опять пошла в атаку, став на место убитого ком. взвода, с криком «Зa свободу, за родину, за Сталина!» они ворвались в деревню, но тут пуля врага прервала этой замечательной дочери нашего народа.
8 марта идет машина на Москву, везут Довнара, Верстака, Чмиля, Василевского и меня. Добирались до Москвы трое с уток, прибыли 11-го марта.
Опять Москва, сквозь стенки машины слышны звонки трамваев и гудки машин, если бы не боль в руке, то все пережитое могло показаться сном. Ясный солнечным мартовский день.
Госпиталь в бывшей академии имени Фрунзе. Всех положили в одну отдельную палату №246 в которой мы все вместе переносили страдания, вспоминали фронт и жадно читали все сводки, где уже ясно определилось неудержимое движение нашей армии вперед к далекой, но все равно обязательной нашей свободе.
Непобедимая Советская армия, ведомая мудрым полководцем великим Сталиным, беспощадно громила дивизии фашистских захватчиков и каждый из нас мечтал скорее влиться в ряды борцов за победу.
Госпиталь. Июль 1942 г. Командир танковой роты лейтенант Григорьев С. Н.