Воспоминания, Владимирова Мария Владимировна

…В 1941 году 13 октября ночью на партсобрании по призыву партии я вступила добровольно в ряды Красной Армии в звании старшего военного фельдшера на должность командира санитарной части 1-го батальона 2-го Московского рабочего полка 3-й Московской коммунистической дивизии. Формирование нашего батальона началось с утра 14 октября в школе на Таганской площади, Коммунистическая улица, дом 9. Мне было поручено собрать медицинский инструмент, перевязочный материал и вообще все, что можно было достать в те тяжелые для Москвы дни. Поликлиника имени Дзержинского, где я работала и работаю до настоящего времени, ни в чем не отказывала. Все необходимое мы с девушками успели к вечеру перенести в школу. Там уже было много добровольцев — коммунистов и комсомольцев. Налаживалась военная боевая дисциплина. Мы еще не знали, кем будем: партизанами, ополченцами или вступим в регулярную Красную Армию.

Ночью 14 октября нас обмундировали и наш полк стал боевой единицей Красной Армии. 15 утром я погрузила медицинское имущество на машину. Среди имущества был поставлен пулемет, с которым было как-то спокойнее. На Москву были частые налеты вражеской авиации. В сопровождении командира (фамилии не помню) и санинструктора т. Апухтина выехали из Москвы. Доехали до деревни Иванкино, где выгрузили имущество, машина и командир уехали, а я и Апухтин остались в большом помещении санатория. Всю ночь мы кипятили воду, чтобы напоить людей, если подойдет батальон. Он подошел только вечером 16 октября.

Когда батальон был расквартирован, в санчасти оказались 27 девушек-добровольцев. Из полка к батальону была прикомандирована доктор Сучкова Зоя Ивановна. У всех был патриотический энтузиазм, что не приходилось повторять отданное приказание. Днем у нас проходили практические занятия по оказанию первой медицинской помощи раненым во время боя. Мы по-пластунски перетаскивали раненых, перевязывали, накладывали шины, где нужно и эвакуировали под огнем. Нам часто приходилось наблюдать, как фашистские самолеты рвались к Москве, а наши летчики их не пускали. Видели, как наша зенитка на аэродроме сбила фашистский пикирующий самолет, который разорвался на три части, горя в воздухе. По вечерам мы изучали винтовку, пулемет и устав, готовились к торжественному приему присяги. С нами занимались комиссар Туревич, Курилко и другие командиры.

Принятие присяги у нас было очень торжественным. Присутствовали тов. Петров-Соколовский, тов. Довнар, начальник штаба полка Чистяков, командир батальона. Настроение было боевое, все рвались в бой.

Через несколько дней был приказ переехать в село Спас. В это время фашисты находились в районе Истры. Для санчасти батальона мы выкопали в горе хорошую землянку. Она даже попала в дивизионную газету «Вперед, на Запад!» 25.12.1941 года. К нам стали поступать раненые из-под Истры, которых я перевязывала и отправляла в Москву. Штаб полка находился в Тушино, а 1-го батальона — в селе Спас. В нашем батальоне была налажена полная организованность. Все уже прочувствовали военное и партийное руководство.

Командиром 1-го батальона был тов. Зряхов, который погиб в первом бою у деревни Поленовщина. Заместитель командира батальона тов. Курилко тоже был тяжело ранен и, не приходя в сознание, скончался. Комиссар батальона тов. Туревич был тяжело ранен под Малым Враговым. Начальник штаба батальона тов. Антонов, впоследствии командир батальона, ныне полковник, раненый три раза. После двух первых ранений возвращался на передовую. Командир полка тов. Довнар, раненный в ногу, не прошел через какую-либо санчасть, а был отправлен на самолете с наложенным жгутом, кем — неизвестно, ногу ему пришлось ампутировать. По ротам не могу припомнить фамилий командиров, так как там происходили частые смены.

В каждой роте была своя санчасть:

— в 1-й роте санинструктор Ширмовская, была тяжело ранена у Великуши. Сандружинницы: Шибанова — убита у Новой Руссы, Валя Самозванова — убита, Оксана Андреева — убита, Нина Кулагина — убита. Санитары — Муравьев и Зорин — ранены;

— во 2-й роте санинструктор Аракильян, сандружинницы: Люба Назарова, Шура Медведева, Аня Демушкина, дважды раненая, Маша Торопова — тяжело раненная. Санитары: Спирин — ранен, Пряхин — убит;

— в 3-й роте санинструктор Кравченко К.А. Сандружинницы: Люся Маслихина — ранена, Мила Данилова, Аня Умнова и Аня Осипова — убиты. Санитары: Тимохин Ф.С — ранен, Ельцов В.Н.

В санчасти батальона: врач Сучкова З.И.

— Владимирова М.В. — фельдшер — командир санчасти;

— Апухтин А.В. — санинструктор;

— Карлович А.Ф, Шабалдова Мара — сандружинницы;

— Иванкин Е.А. — ранен, Беляков И.С. — убит, Истомин И.Д. — ранен, Филиппов Я.Ф., Пузанов Г.П. — санитары.

Из 2-го полка в 1-й батальон были присланы две девушки комсомолки — Наташа Ковшова и Маша Поливанова, которые не хотели быть сандружинницами, а хотели быть стрелками. Много пришлось с ними поработать и доказывать, чтобы они хотя бы ознакомились с первыми приемами оказания помощи раненым. Но они крепко держали свои винтовки в руках и не хотели брать санитарные сумки. Пришлось их перевести в стрелковую роту, где они стали изучать стрельбу и впоследствии стали снайперами. Они обе погибли и им посмертно присвоено звание Героя Советского Союза.

Остальные девушки-сандружинницы хорошо справлялись с работой. Девушки наши были замечательные. В каких бы условиях мы не находились, никто из них не «пищал». Пока полк находился на рубежах под Москвой, мы продолжали заниматься подготовкой для работы в боевой обстановке.

Зима 1941-42 гг. выдалась снежная и холодная, и многим с непривычки было трудно выполнять задания, так как местность была холмистая, и переносить раненых в укрытия было тяжело. В 1940 году я была на финском фронте, и у нас были зимние лодочки, и мы решили устроить в батальоне такое же приспособление.

У наших санитаров Филиппова, Белякова, Иванкина, Истомина были золотые руки, они быстро приспособили носилки к лыжам, чем облегчили работу сандружинницам и себе, а главное — создали удобство раненым.

Весной и летом мы делали другие приспособления. К оглоблям прикрепляли носилки, и раненым по любой дороге было спокойнее лежать, и лошадям было легче. Лошади весной 1942 года были очень дороги для нас, так как другого транспорта у нас не было. С передовой по болотам только и можно было эвакуировать раненых на лошадях, хотя они были так истощены, что едва передвигали ноги. Помню такой случай, о котором мы часто вспоминаем при встречах. Однажды в лесу, во время перестрелки, девушки перевязывали раненых. Я поручила санитару Филиппову отвести раненого в санчасть полка, а я, Аня Демушкина, МашаТоропова, Люба Назарова и Шура Медведева продолжали перевязывать остальных раненых. Времени прошло достаточно, по нашим расчетам, и санитар Филиппов должен был вернуться, а санитара с лошадью не было. Перевязав всех раненых, мы решили пойти по дороге навстречу. Увидели мы санитара чуть не плачущим над лошадью, которая лежала в грязи и не желала вставать, так как была истощена. Когда мы подошли и увидели ее печальные глаза, то сами заплакали, и стали помогать лошади подняться. Брали ее за гриву, за хвост и ноги, а она так и не могла подняться. По счастью, недалеко стояли артиллеристы, они по нашей просьбе подняли ее на веревках. Мы принялись ее обмывать, чтобы освободить от грязи. Набрав в кружки болотной воды, мы своими носовыми платками стали обтирать наше сокровище, чтобы сдать ее в хозвзвод. Наконец повели ее, переставляя ей ноги, и только успели сдать, как она опять улеглась и, кажется, больше не встала. Это было для нас большим горем, так как создались тяжелые условия для эвакуации раненых.

Где бы батальон не стоял, санчасть батальона всегда была в центре расположения и всегда в нашей землянке или палатке был народ. Санинструкторы направляли из рот больных, а сами бойцы и командиры приходили в санчасть за всякой помощью.

Я все время вела прием, а сандружинница Карлович Августа Федоровна мне помогала. Когда мне приходилось уходить в роты или штаб полка, Карлович оставалась в санчасти, и если была работа, то хорошо с ней справлялась. Я, как командир санчасти, неоднократно представляла всех девушек, в том числе и Карлович, и санитаров, к награде, но все списки погибали вместе с командиром батальона. Например, накануне 8 марта 1942 года в районе Большое Врагово, где происходили большие бои, я вместе с Петровичем (шеф-повар) принесли горячую пищу, которую раздавали иногда, лежа в снегу, если летали снаряды. Бойцам успели раздать, стали ползти к командному пункту, который находился в риге. Петрович успел раздать все, а я доползла до риги, раздала индивидуальные пакеты всем и кое-что покушать и успела сдать списки командиру батальона. Успела посмотреть, как наши готовились к наступлению. Так как артподготовка кончилась. В списках, которые я подала и была Карлович. Подавала наградные списки и после боя 1 мая 1942 года, и под Молвотицами, но Карлович так ничего и не получила, даже медали «За оборону Москвы». Карлович очень скромная женщина, и только недавно высказала свою печаль, что у нее нет никакой награды. По состоянию здоровья Карлович не могла много ходить, и ей приходилось больше быть «дома» сторожем, как она говорила и на что очень обижалась.

В тихие дни врач Сучкова З.И., придя из полка, организовывала прием. Отбирались более сложные больные, которых необходимо было отправлять в санчасть полка, или делались небольшие операции. Врач Сучкова, несмотря на то, что была молодым врачом, пользовалась большим авторитетом. Она очень серьезно относилась к делу. После приема мы делали обход по ротам. Заходили на кухню, где проверяли санитарное состояние.

3 января 1942 года наш полк с Савеловского вокзала двинулся в северо-западном направлении. На станции Черный Дор спешно выгрузились и только успели отойти от вокзала, как началась бомбежка и от станции ничего не осталось. К вечеру наш батальон подошел к деревне Кровотынь, где у нас была первая ночевка. Наш батальон хорошо устроился. Крестьяне уступали свои хаты. Командир батальона Зряхов обошел все хаты, проверяя, как устроены бойцы, он был чутким и внимательным командиром.

Утром двинулись дальше на запад, по направлению к деревне Поленовщина. Как и полагается, я шла в конце колонны, и следила за тем, чтобы не было отстающих бойцов.

Вспоминаю, сколько приходилось носить тяжестей, что сама себе не верю и откуда у меня брались тогда силы.

В деревне Поленовщина наш батальон сходу вступил в бой. Проверив у бойцов и командиров наличие индивидуальных пакетов, и указав, где будет находиться санчасть батальона, я и сандружинница Аня Демушкина и два санитара Филиппов и Беляков с носилками на лыжах пошли в лес, где шла перестрелка. Недалеко от деревни мы встретили заместителя командира батальона Курилко, который стоит во весь рост (он был высокий) около саней с боеприпасами. Я его убедительно просила, чтобы он хотя бы сел на сани, так как пули сыпались кругом. Мы услышали крики о помощи и побежали на зов и встретили первых раненых, которые, несмотря на тяжелые ранения, были в восторге. От того, что они были первыми ранеными. После перевязок они не хотели ложиться на носилки, так как были возбуждены первым боем. Раненые поступали. Подобрав и перевязав их, мы отправили раненых в деревню в санчасть батальона, где сандружинницы, накормив, готовили их к отправке в санчасть полка. Здесь было боевое крещение Ани Демушкиной и санитаров, которые впервые действовали в боевой обстановке, на поле боя. Подобрав еще нескольких раненых, я возвращалась в деревню, чтобы организовать их эвакуацию. На обратном пути мы уже не встретили Курилко, а вечером его привезли на носилках раненого и обмороженного. Мы долго его растирали спиртом, но он, не приходя в сознание, умер. Пришла контуженная Зара Аракильян, санинструктор 2-й роты. Ее пришлось эвакуировать, и она больше не вернулась в 1-й батальон, а работала в роте выздоравливающих больных и раненых.

Пришел сам тяжелораненый в легкое командир пункта боепитания Тимофеев и сообщил, что Зряхов (командир батальона) ранен в обе руки и не мог идти с ним, но он знает место, где остался Зряхов и, что обязательно он пойдет с нами и укажет место, где остался лежать командир батальона. На указанном месте Зряхова не оказалось. Искали трое суток, но так и не нашли, и лишь весной были найдены его документы.

Настроение у нас было печальное. Жаль было всех раненых и погибших. Ведь мы были как родные, вместе выехали из Москвы, многих знали еще по мирной жизни.

Девушки из рот приходили за перевязочным материалом, они были печальные от увиденного на поле боя и утомленные, но работали без устали, перевязывая в глубоком снегу, под немецким обстрелом раненых бойцов и командиров. Санитары-мужчины, выносившие с поля боя раненых, так уставали, что пока я перевязывала раненых, они засыпали в любом месте и любой, даже самой неудобной, позе. Засыпали даже стоя.

Сандружинница Шабольдова Мара вела запись поступивших раненых, а раненых было так много, что она засыпала в тот период, когда одного бойца подносили к ее столу для записи, а другой только готовился к проведению этой процедуры. Она действовала на «автомате».

Бой под деревней Поленовщина продолжался 6 дней. У нас еще не было опыта в ведении боя, зато было много патриотического энтузиазма, и многие москвичи шли под пули, не щадя своей жизни.

Потом были новые боевые рубежи: Новая Русса, Молвотица, Старое Гучево, Лунево, Черная, Бутылкино, Большое и Малое Врагово, Павлово, Сидорово, Заболотье, где мы чуть не попали в окружение, Великуша, Сутоки и другие населенные пункты. Но мы уже втянулись в походную, боевую жизнь. На каждом новом месте строили землянки, шалаши, иногда только на 3-4 часа. В это время походная кухня, если позволяла обстановка, начинала дымить, и шеф-повар Петрович готовил что-либо горячее, пусть на березовом соке или на болотной бурой воде, которую сначала процеживали. В кипящую воду добавляли пшено или только муку. Но все-таки это был горячий обед или ужин. С подвозом продуктов было очень трудно, кругом немцы и болото. Часто сам повар Петрович под обстрелом носил в окопы горячую пищу.

Наши санитары и сандружинницы столько вынесли и перевязали раненых, что за всю мою медицинскую работу в гражданских учреждениях я подобного не видела, а до войны даже представить себе не могла. Откуда только силы и смелость брались?

А сколько мы потеряли наших молодых, красивых, хороших девушек и бойцов. Первая наша потеря была у деревни Старое Гучево. При налете вражеской авиации была убита сандружинница Шибанова Таня и вместе с ней старший адъютант батальона (начальник штаба батальона. — В.К.) Сафронов.

В районе Старое Гучево фашисты пытались вернуть занятый нашими бойцами населенный пункт и пошли в наступление. Мы делали перевязки на краю деревни и вдруг увидели, что наша танкетка не может развернуться в глубоком снегу, а немцы подходят все ближе и ближе. Маша Торопова побежала к танкисту и начала кричать, чтобы тот открыл огонь по немцам. Выручили подоспевшие бойцы, которые гранатами отбили немецкий прорыв и восстановили положение. В этом бою был ранен адъютант командира полка Майлов. После войны он говорил мне, что это я его перевязывала, но я не помню, так как был большой наплыв раненых.

Большое и Малое Врагово по несколько раз переходило из рук в руки, и мы несли большие потери. Была тяжело ранена санинструктор 1-й стрелковой роты Ширмовская, погибли красавицы Оксана Андреева, Нина Кулагина, санитар Беляков. Ранены санитары Иванкин, Муравьев, Ролич, дважды были ранены Аня Демушкина, Люся Маслихина, контужена Маша Торопова. Уже без меня, у деревни Сутоки, погибли командир батальона Сиваков, сандружинницы Валя Самозванова, Аня Умнова и Аня Осипова.

Не могу не вспомнить Милу Данилову, хорошая, милая девушка, она оказалась хорошей певицей, плясуньей и вместе с другими девушками она попала в ансамбль дивизии, и много доставляла удовольствия, выступая в концертах на передовой, когда была передышка. Вспоминается концерт перед наступлением у деревни Большое Врагово. Мила Данилова исполняла песенку «Синий платочек» вполголоса, но баянист так увлекся, что немцы услышали. Прослушав еще песню «В землянке», они начали сильный обстрел наших позиций. Однако наши артиллеристы ответили таким огнем, что немецкая артиллерия замолчала и больше не возобновляла стрельбу до окончания концерта.

В районе Великуши мы были в обороне. Я со связным Филипповым проверяла санитарное состояние бойцов в окопах. В пути встретила заместителя командира батальона по политической части Шурина и начальника штаба полка Саркисова Сурена. Пошли вместе по окопам и пулеметным гнездам. Они по своим делам, я по своим делам. В одном пулеметном гнезде я обнаружила раненого бойца, который не хотел признаться в том, что он ранен. Перевязав его, я хотела увести бойца, но он ни за что не хотел оставлять пулеметное гнездо и свой пулемет, и только по приказу замполита Шурина и начальника штаба Саркисова он передал пулемет другому бойцу.

В этом районе был ранен Шурин и тяжело ранен в брюшную полость командир пулеметной роты Матвеев. Когда я его перевязывала, он только просил, чтобы я его не отправляла в тыл. Однако, ранение было тяжелым и он убыл на лечение. Перед убытием он отдал мне свой бинокль и просил, чтобы я его передала семье. Бинокль я хранила долго у себя, так как не было никакой возможности передать его в Москву. В районе деревни Пола командиру полка Павлову понадобился бинокль, и я его отдала командиру полка. На встрече (после войны) в доме Красной Армии я спросила у полковника Павлова, хранит ли он этот бинокль, и он сказал, что он у него цел.

Во время одного боя в районе Лунева — Черная было как никогда много раненых, я торопилась всех перевязать, а раненые все шли и шли, тяжелых несли на носилках. Эвакуация работала во всю, но не успевали вывозить, так как сани использовались еще для подвозки боеприпасов. Мне приходилось следить за раненными в брюшную полость, чтобы им не давали воды или хлеба, чем могли нанести им только вред. За раненными в конечности следила сандружинница Карлович в другой половине избы. Нужно было следить и за тем, чтобы все раненые были перевязаны и не засыпали без перевязки, так как во время сна могло открыться обильное кровотечение.

Никто не хотел эвакуироваться после ранения. Возвращались из госпиталя, не до конца залечив полученные ранения, так поступила Аня Демушкина и трижды раненый Н.Ф. Антонов, командир батальона, ныне полковник.

В июне 1942 года я и доктор Сучкова много делали переходов из роты в роту, иногда по 18-25 км в день. Полк наш держал оборону на большом протяжении. Мы проводили осмотр санитарного состояния бойцов и командиров, находившихся в окопах.

Кто был на передовой весной 1942 года, тот знает, что при жизни в окопах в болотистой местности, когда болотная жижа, песок, глина пропитывают не только одежду, но и человеческое тело, крайне трудно соблюдать санитарную гигиену. Обувь и одежда были в постоянной сырости. Просушить и постирать форму можно было только в летнее время. Но мы все же находили выход, и бойцы небольшими группами снимались с передовой, выводились в деревню, и в деревенских банях их мыли, проводили санитарную обработку, прожарку обмундирования и его стирку. Сушку обмундирования проводили угольными утюгами, которых у нас в санчасти было два. Необходимо учесть, что все это делалось под немецкими обстрелами, на дым костра они сразу открывали огонь.

Как видим, девушки много трудились, тратили огромное количество физической силы, а с питанием было неважно. Весной 1942 года крайне плохо было с питанием, так как плохо было с подвозом, в условиях нескончаемых болот и отсутствия дорог от весенней распутицы. Иногда девушкам говорили, что подвезли муку, тогда мы делали много лапши на березовом соке, развешивая ее для просушки на кустах.

Видимо тяжелые условия окопной жизни в болотах, постоянное недоедание свалило меня, Зою Ивановну и еще двух девушек. Мы заболели окопными отеками. У нас к этому времени уже было несколько случаев. Нам не хотелось уходить из нашей воинской части, но, по приказу начальника санитарной части полка, нас эвакуировали в госпиталь, где мы поправились, но не совсем. Нам запретили возвращаться на передовую до полного выздоровления, однако мы настаивали на выписке. И только под расписку нас выписали из госпиталя. Мы нашли свою воинскую часть, которая в это время вела тяжелые бои. По прибытии включились в свою тяжелую работу и, пробыв две недели на передовой, в болотной сырости, снова заболели отеками и после различных комиссий были отправлены в тыл для полного выздоровления.

После выздоровления доктора Сучкову назначили в санитарный поезд, а меня по специальности рентгенотехника — в эвакуационный госпиталь. Часто мы встречались с Зоей Ивановной, так как ее поезд-летучка подвозил к эвакогоспиталю раненых с передовой. Встречались как родные и всегда вспоминали свою часть, бойцов и командиров, делились новостями.

Я всегда, по прибытии раненых, разыскивала тех, кто был с моего родного 2-го (528-го) стрелкового полка 130-й стрелковой (53-й гвардейской) дивизии. Разыскивала с такой настойчивостью, что мои новые сослуживцы часто спрашивали: «Не родню ли я разыскиваю?» Помню встречу с товарищами Самсоновым Владимиром Алексеевичем, Смирновым Иваном Васильевичем и многими другими.

В 1946 году, в апреле, я была демобилизована в звании старшего лейтенанта медицинской службы. Вернулась в поликлинику № 5 имени Дзержинского. Работаю по своей специальности как рентгенотехник.

В этой поликлинике уже работаю 30 лет, в 1958 году исполнилось 50 лет моего служения медицине. Избираюсь в члены местного комитета, в данное время работаю в жилищно-бытовой комиссии.

Владимирова М.В., старший военфельдшер, член КПСС, 1958 год

Вернуться наверх