Удивительная встреча через жизнь после войны
Текст: Андрей Смирнов
Под вечер 14 июня 1986 года владимирская электричка доставила нас — около трехсот студентов-гуманитариев МГУ имени Ломоносова — на станцию Федулово, что в 74 километрах к востоку от Владимира.
Станция Федулово. 1986 год. Внук
В летнем военном лагере у Федулово нам предстояло пройти 42-дневные военные сборы — коими завершалась в Московском университете подготовка офицеров запаса.
Палаточный лагерь расположился в прореженном сосновом лесу.
Меж сосен стояли желтоватые шатры палаток, зеленые деревянные помосты под навесом, со столами и скамьями, — учебные классы. Белели силикатным кирпичом оружейные комнаты и каптерки.
В километре восточнее протекала Клязьма, и со свалки за южной границей лагеря слышались крики чаек.
В лесу между лагерем и железной дорогой спела малина…
Шел 1986 год — когда холодную войну еще никто не отменял.
На занятиях в классах мы, курсанты 2-й роты, готовились подрывать моральный дух абсолютно конкретного противника — 3-й механизированной дивизии армии США (известной с Первой мировой войны как «Скала на Марне»). Уясняли по карте, где разместить громкоговорящие установки, какой участок обстрелять агитационными снарядами, начиненными листовками…
29 июня 1986 года, в солнечный, жаркий воскресный день, мы — те, кто еще не служил в армии, — приняли присягу, и все четыре роты прошли торжественным маршем. Под «Прощание славянки», старым русским пехотным шагом — 120 шагов в минуту.
И тополя в листве, от зноя клейкой,
И марша звон в ушах.
Родной погон, родная трехлинейка,
Родной свободный шаг.
Тогда я еще не знал этих строк литературоведа и поэта Ростислава Михайловича Самарина (1911-1974). Но ощущения были схожие — хоть тополя на плацу в военном городке Федулово не росли, а руки сжимали не трехлинейную винтовку, а висевший на груди автомат АК-74 с пластмассовым ложем.
В тот июнь страна вспоминала 45-ю годовщину начала войны.
Родившимся через 15-20 лет после Победы, нам не надо было уточнять, о какой войне идет речь. Она и для нас навсегда разделила новейшую историю на «до войны» и «после». Уже дошкольником я воспринимал как абсолютно естественные строки песни на стихи Роберта Рождественского:
Просыпаемся мы —
И грохочет над полночью
То ли гроза,
То ли эхо прошедшей войны.
А на учебном поле рядом с лагерем, сразу за железной дорогой Москва — Горький, стояли, имитируя боевую обстановку, старые тяжелые танки ИС-2 образца 1944 года. Закопченные, обгорелые…
Ополченцы 1-го Коммунистического полка обучаются штыковому бою. В руках — французские винтовки системы Лебеля образца 1907/15 годов.
Город Ковров. 1956 год. Отец
В двух километрах от нашего лагеря, за рекой Клязьмой, лежал город Ковров. Там, на известном оружейном заводе («почтовый ящик 22»), в 1956-1957 годах работал мой отец — по окончании Московского высшего технического училища имени Баумана (ныне МГТУ имени Баумана). Сначала на должности мастера, потом на инженерной. Да и военные сборы летом 1953-го он проходил на той же Клязьме, только под Гороховцом, при артиллерийском полку большой мощности — в МВТУ из отца готовили инженера по матчасти наземной артиллерии.
Будущий историк, я, конечно, зафиксировал случайное пересечение наших с отцом жизненных дорог под Ковровом. Но я не мог и помыслить, насколько тесно сплетутся на этом совсем близком от Москвы пятачке судьбы нашей семьи с судьбой страны…
На сборах нас, студентов, кормил, одевал и обувал расквартированный в военном городке Федулово 522-й гвардейский учебный танковый Рижский полк. Отпускал со своего склада продовольствие, выделил повара, выдал комплекты новенького полевого обмундирования. А когда в начале июля вдруг похолодало — еще и ватники. Снабдил звездочками на пилотки и петличными эмблемами — силуэтиками танков…
И вот совсем недавно, в декабре 2020 года, я узнал, что «наш» Рижский полк — тот самый, в котором осенью 1941-го служил и участвовал в обороне Москвы мой дед, Кузьма Петрович Смирнов (1895 — 1972).
Москва. 1941 год. Дед
Уроженец подмосковной деревни Еднево, он с 14 лет работал на фабриках учеником шорника и шорником — шил конскую упряжь. Сперва в Москве, а с 1912-го — в Петербурге/Петрограде.
Что такое война, еще в молодости изведал сполна. Уйдя 19-летним «парнем с Петроградской стороны» на Первую мировую и став вторым номером пулеметного расчета, участвовал в 1916 году в Брусиловском прорыве. А летом 1917-го — в тяжелейшем сражении с немцами при Мэрэшешти — в Румынии, на реке Серет, — где поубивало всех его товарищей-пулеметчиков…
Но я запомнил его прямо-таки иллюстрацией к нашей фамилии — абсолютно мирным. Законопослушным, добросовестным, пунктуальным.
