На землю опустился теплый августовский вечер. Темное сапфировое небо усеялось сочными, как бриллианты, звездами. Справа от палатки начальника штаба полка майора Чистякова, над вершинами стройных сосен и остроконечных темно-голубых елей поднялась круглая лимонно-золотистая луна.
То в северном, то в северо-восточном направлениях от района КП полка слышны резкие, хлюпающие взрывы снарядов и мин противника, а в промежутках между взрывами, когда в лесу царит краткая, но величественная тишина, мир кажется таким глубоким и прекрасным.
Находясь в лесу в лунную ночь, каждый любуется ночным небом, найдет созвездие Большой Медведицы, полярную звезду, Малую Медведицу, вспомнит минувшие школьные годы, когда слушал первые рассказы учителя о вселенной и ее строении…
И вот в этот тихий вечер, недалеко от палаток командира полка и начальника штаба, собралась группа солдат и офицеров вокруг еле тлеющего костра, который зажигался еще в дневное время для кипячения чая в походных котелках.
Воины вели задушевные беседы о пережитых днях боев под Большим и Малым Врагово, о родных и близких, о смелых бойцах и офицерах части.
На траве, опершись спиной к сосне, сидел Петров-Соколовский, рядом — лейтенант Моргунов Иван, беседовавший с помначштаба по связи Яшей Гайлюнским, известным как большой шутник и большой знаток своего дела.
Напротив Петрова-Соколовского сидели на траве две неразлучные подруги — снайперы. Одна из них — Маша Поливанова, с чуть-чуть раскосыми карими глазами, несколько вздернутым носиком, стрижеными по мальчишески волосами, ямочками на щеках, особенно заметными когда она весело, по-детски и непринужденно улыбается, немного краснея, благодаря своей искренности и душевной чистоте, другая — Наташа Ковшова — голубоглазая с немного нежным лицом, покрытым еле заметными веснушками, с курчавой непокорной шевелюрой, с ровным рядом белых зубов, видимых при ее теплой и слегка задорной улыбке.
Эти подруги, как их просто звали — Маша и Наташа, были неразлучными друзьями, трогательно ласковыми друг к другу, с уважением относящимися к окружающим бойцам и офицерам.
За их плечами уже были десятки убитых гитлеровцев, нашедших себе могилы под Новой Руссой, Малым и Большим Врагово.
Рядом с Машей Поливановой и Наташей Ковшовой сидели старший лейтенант Миша Беломарь, лейтенант Сурен Саркисов, телефонистки: Вера Тихонова, Клава Новичкова, сандружинница Зина Попова, связистка Вера Лебединская – черноокая, высокая и стройная девушка и другие.
Лица сидящих в кругу солдат и офицеров, освещенные луной, казались покрытыми тонкой бледно-голубой вуалью.
Зина Попова, курносая, голубоглазая, всегда улыбающаяся, затянула знакомую украинскую песню:
«Реве та стогне Днипр широкий, сердитый витер завыва»…
Хорошая, задушевная песня стала разливаться по лесу тихо и приятно.
Зину Попову поддержали Маша Поливанова и Наташа Ковшова, Вера Лебединская, Вера Тихонова — вскоре стали петь все.
Как прекрасна жизнь, как она широка, как она многообразна, а песня воспевает и возвышает ее, ободряя людей — человека вообще.
Пели хорошо и нежно про штурмовые ночи Спасска и волочаевские дни, про амурских партизан, про сопки Манчжурии, про Катюшу и трех танкистов…
Действительно, человек не может жить без песни. Песня строить и жить помогает, песня на подвиги воина зовет, песня к любимой сердце влечет, песня матери радость дает.
Еще не допели песню про амурских партизан, в юго-западном направлении, в районе реки Ловать послышался гул самолета, по гулу которого большинство бойцов и офицеров определили, что это советский самолет типа П-2 — пикирующий бомбардировщик.
— Товарищи, смотрите, наши самолеты, их кажется три, — кто-то из девушек сказал, обращаясь к кругу поющих девушек.
— Смотрите, смотрите как немцы активно стали стрелять по самолету, — проговорил кажется помначштаба по связи старший лейтенант Гайлюнский или старший лейтенант Беломарь…
По темному звездному небу стали скользить лучи прожекторов, походившие на огромные серебристо-голубые лучи.
В небе появились светлые облачка разрывов снарядов зениток, которые на мгновение освещались скользящими по ним лучами прожекторов.
Замолкла песня. Все встали и устремили свои взоры к летящему самолету, который уже был в перекресте лучей двух прожекторов и светился сказочно серебристым светом металла и изо всех сил старался вырваться из зоны обстрела… Самолет летел тяжело, видно с большим грузом. Рокот моторов был напряженный. Немцы неистовствовали, бешено стреляли из зениток.
Как видно, другие самолеты уже прорвались через заградительный огонь немцев. А этот, отставший, лавировал в воздухе, сколько было возможно, чтобы вырваться вперед.
— Но, что это? что делает самолет? — проговорил кто-то.
Самолет резко заревел и помчался по наклонной вниз, словно собираясь пикировать.
— Может быть вырвется? — произнесла Вера Лебединская.
— Ну, скорей, давай, давай, — с переживанием говорит Сурен Саркисов, не сводя пристального взгляда с самолета.
— Но что же это горит хвост самолета, — опять вырвалось у Веры Лебединской.
Самолет стал сильно вихлять. Моторы стала гудеть с перебоями. Вдруг он резко направляется вниз, как бы идя в пике, и быстро падает.
Все воины, наблюдавшие падающий самолет, затаили дыхание.
Что всех тревожило – свершилось. Самолет, охваченный ярким пламенем, летел вниз почти отвесно. Прошло несколько секунд и раздался сильнейший взрыв, волнами раскатившийся по лесным вершинам своеобразным раскатистым эхом.
— Был самолет и нет его. Как это обидно, друзья, — говорит глубоким, несколько хрипловатым голосом солдат с чапаевскими усами, стоявший рядом с девушками.
— Ну, ничего, этим гадам мы не простим, а за наших летчиков мы еще отомстим, — говорит все тот же воин чапаевскими усами.
Кругом стало тихо. Спокойно мигали звезды. Изредка над лесом прокатывалось эхо от далеких и глухих взрывов. Луна также светила меж высоких сосен.
Кто пошел спать, кто молча продолжал сидеть на траве, о чем-то думая…
Что же будет завтра? — думал каждый.
Все знали, что на утро 14 августа 1942 года намечено наступление нашей дивизии, в составе которой была и наша часть.