Прекрасное солнечное утро. Настроение великолепное. Успешно закончив первый курс горного факультета Московского института цветных металлов и золота им. М. И. Калинина, мы с моим другом Федей Кучерявым собираемся в геологическую экспедицию на Кольский полуостров.
Наш руководитель доцент В. И. Герасимовский передал нам деньги и задание научного консультанта, академика А. Е. Ферсман запастись сливочным маслом и сахаром. Выполняя это задание, мы выстраиваем группу ребят вдоль продуктовой палатки в нашем знаменитом студенческом общежитии «Дом Коммуны». Каждый из них, подходя к окошку, говорит одно и то же: «Килограмм сахара и килограмм масла» больше в одни руки не положено. Мы же с Федей расплачиваемся и сбрасываем в два мешка то и другое.
Вдруг из динамика раздаётся: «Граждане! В 12 часов будет передано важное правительственное сообщение». Эта фраза повторяется многократно. Все сгрудились в обширном вестибюле общежития, именуемом студентами «Колонным залом», и замерли в ожидании.
Наконец раздался голос народного комиссара иностранных дел СССР В. М. Молотова, сообщившего о вероломном нападении Германии на Советский Союз. Закончил он выступление фразой, которая стала девизом нашего народа на всю войну: «Наше дело правое, враг будет разбит, победа будет за нами!»
Война! Это случилось 22 июня 1941 года. Конечно, в эти первые дни, никто из нас не мог представить каких страданий и жертв потребует от всего советского народа эта война. Ведь мы с детства знали, что «от тайги до британских морей Красная Армия всех сильней».
3 июля вся страна, затаив дыхание, слушала по радио выступление И. В. Сталина. Теперь мы поняли, что борьба за честь, свободу и независимость нашей советской Родины предстоит длительная и тяжёлая, требующая напряжения всех духовных и физических сил не только армии и флота, но и всего народа. Значит, каждый человек должен определить своё место в общей борьбе за победу.
Некоторые студенты сразу решили, что их место на фронте, и стали осаждать военкомат. Среди них оказалась и пятикурсница Зоя Петропавлова. Однако приведённый ею довод, что она инструктор парашютного спорта и должна быть на передовой, не сработал.
По указанию Ленинского Райкома ВКП(б) дирекции и Комитету ВЛКСМ института удалось, несмотря на каникулярное время, организовать большой отряд студентов и направить его под Смоленск на строительство оборонительных рубежей. Ребята трудились не жалея сил, выполняя и перевыполняя напряжённые задания, иногда даже под обстрелом.
Вызвали в Комитет комсомола и Зою Петропавлову, ей поручили возглавить отряд студенток численностью 100 человек. Комсоргом назначили Соню Залгаллер. Вспоминая об этом событии, Зоя Васильевна говорит: «Может быть первый раз в жизни мы посмотрели на себя со стороны, осознали свой гражданский долг — встать на защиту Родины, родной Москвы, где проходили наши лучшие годы — годы студенчества. Отряд был направлен под Брянск на рытьё противотанковых рвов. Девушки работали самоотверженно, порой под проливным дождём, по колено в воде. Болели спина, руки, ноги, мучили кровавые мозоли, но не было ни одного отделения, не выполнявшего немалую норму. Чтобы не демаскировать себя, приходилось работать и ночами, когда над головами пролетали юнкерсы к Москве. Оставаясь в неведении о результатах этих налётов, студенты остро переживали за судьбу столицы. В середине августа студенток пятого курса отозвали для продолжения учёбы».
А в самой Москве стали формироваться из добровольцев истребительные батальоны для борьбы с шпионами и диверсантами. В один из таких батальонов вступили Роман Аверьянов, Евгений Минин, Геннадий Полюкас, Евгений Сухорукое и другие студенты. Многие девушки поступили на курсы медицинских сестёр, готовясь к работе в госпиталях и службе в действующей армии. Часть ребят была направлена на оборонные предприятия для замены мобилизованных в армию рабочих. Я поступил на завод «Станкоконструкция», расположенный поблизости от общежития. Меня направили в механический цех, где под руководством опытного мастера Василия Трифонова я быстро освоил работу на продольно-строгальном станке. Работал посменно.
Хорошо помню первую воздушную тревогу в Москве. Вечером 22 июля, около 10 часов вечера, я и Дима Соломинский сидели с Клавой Новиковой, комендантом общежития, в её комнатке и пили чай. Было ещё светло. Вдруг из репродуктора, который теперь не выключался, раздался звук метронома и затем неоднократно повторяемая фраза: «Граждане! Воздушная тревога! Воздушная тревога!» Через некоторое время, по небу стали шарить лучи прожекторов и появились белые облачка от разрывов зенитных снарядов. Не понимая ещё всей, серьёзности этого момента, проживающие в общежитии, студенты выскочили на балконы, чтобы лучше наблюдать необычную картину на ночном небе. Утреннее сообщение об этой тревоге начиналось словами: «Неудавшаяся попытка налёта немецких самолётов на Москву… » Постепенно воздушные тревоги приобрели системный характер и стали объявляться даже днём. Группы бойцов МПВО направляли людей в бомбоубежища, дежурили на крышах и тушили зажигалки.
Следует сказать, что в ночное время при объявлении воздушных тревог работа на заводе не прекращалась. Мы заменяли горевшую над станком лампочку на совсем слабую, которая, находясь под глубоким железным абажуром, освещала только резец. В одну из таких ночей ко мне подошёл кто-то из рабочих и сказал: «Твоя Коммунка горит». Я вышел из цеха, убедился в правильности этого сообщения и вернулся к станку. А утром, подходя к общежитию, увидел, что зажигалки попали на котельную, которая и загорелась. Однажды, придя со смены и перекусив, я лёг отдыхать и, несмотря на стрельбу зениток, крепко заснул. Проснулся посреди ночи от страшного грохота: Коммунка ходила ходуном, гремели разбитые стёкла. Оказалось, что несколько фугасок, очевидно небольших, попали в здание.
Думаю, что бомбардировка общежития не являлась целью немецких лётчиков. Они, скорее всего, и не знали о нём, но по-видимому хорошо знали, что где-то здесь находятся три крупных станкостроительных завода: «Красный пролетарий», имени Орджоникидзе и «Станкоконструкция». Но все цеха этих заводов были низкими и хорошо маскировались, а общежитие представляло собой семиэтажное здание большой протяжённости и необычной формы (в плане напоминало силуэт самолёта). Несмотря на неоднократные налёты, немцы так и не смогли повредить ни одного из названных выше заводов.
Подошла осень, начались занятия в институте. Всё труднее становилось совмещать учёбу с работой: после ночной смены засыпал на лекциях. По соседству с институтом в ЦПКО им. Горького упала большая фугасная бомба. От взрыва в нашем здании вылетели все стёкла. Пришлось затягивать окна промасленными старыми чертежами.
Началась мобилизация студентов, которая не носила массового характера. Так, в составе спецотряда НКВД были заброшены на оккупированную территорию секретарь Комитета ВЛКСМ Александр Сода и студент-горняк Дмитрий Кутузов. Призвали учившихся в одной группе со мной Германа Зернова и Петра Коренева. Их направили в Челябинское авиационное штурманское училище. Нескольких ребят, в том числе секретаря бюро ВЛКСМ горного факультета Григория Зубова, направили в Академию химзащиты.
Между тем, несмотря на упорное сопротивление частей Красной Армии, немецко-фашистские войска приближались к Москве. Напряжение в городе возрастало. Было принято решение об эвакуации института в Алма-Ату. 13 октября 1941 года собрание актива Московской партийной организации приняло решение о формировании добровольческих коммунистических батальонов для защиты Москвы. На второй или третий день после этого нас, студентов, собрали в большой аудитории № 212 и просто сказали: «Враг под Москвой. Настало время защищать столицу с оружием в руках. Кто согласен останьтесь. Остальные свободны». В числе добровольцев оказались студенты горняки Юрий Макушкин, Владимир Морозов, Дмитрий Соломинский, я, экономист Иван Карпов и другие.
Нам было предложено к 18.00 явиться с вещами в Ленинский Райвоенкомат, находившийся на Донской улице в доме № 49. До этого времени оставалось несколько часов, но надо было успеть сообщить о принятом решении родственникам и знакомым и попрощаться с ними. А 16 октября в Москве была паника, и воспользоваться трамваями было весьма сложно, и я прибежал в военкомат с часовым опозданием. Оказалось, что таких «грешников» там уже было человек десять. К нам вышел младший лейтенант Орлов, переписал всех и выстроил в шеренгу. Затем, ткнув в нас указательным пальцем, он произнёс: «Опоздавшие — пулемётчики! Шагом марш в Горный институт!» Мы бросились бегом выполнять этот первый военный приказ. Вместе с ребятами среди добровольцев оказались и девушки старшекурсницы нашего института Людмила Голованова, Евгения Корнеева, Валерия Милентьева, Зоя Петропавлова, которые вошли в состав санитарной группы, руководимой Ириной Берсеневой.
В Горном институте мы прожили 2-3 дня. Здесь к нам присоединились студенты этого института Валентин Кузьмин, Лев Лабухин, Владимир Свирченко, из института стали Юрий Горный, из Нефтяного института Александр Мкртчян — все отличные ребята. В это время был сформирован, в основном из студентов, отдельный пулемётный взвод 1-го полка московских рабочих, командиром которого назначили младшего лейтенанта Давыдова, имевшего боевой опыт на войне с Финляндией. Наш командир, которого мы сразу прозвали Чапаем за его активность и решительность (да и имя у него было Василий), отлично владел станковым пулемётом «Максим», знакомил нас с его устройством, учил быстро разбирать и собирать, заправлять ленту, устранять перекос патрона, прицеливаться. Здесь же нам выдали личное оружие: винтовки, в основном трофейные (мне досталась польская), запас патронов к ним и по паре ручных и противотанковых гранат.
Вечером во дворе института нас построили в походную колонну с полной выкладкой. Сверх того, мне с напарником достался «Максим», разделённый на две части: станок и «тело», каждая из которых весила около двух пудов. Мы также должны были нести две коробки с пулемётными лентами. По команде «Шагом марш!» я взвалил на плечо «тело», а напарник станок, и мы тронулись в неведомый нам путь. Хлопьями медленно падал снег. С Калужской площади колонна свернула к новому Крымскому мосту. Шли мы всю ночь и к утру оказались на территории Всесоюзной сельскохозяйственной академии им. К. А. Тимирязева. Свалив с плеча многократно проклятое мной за ночь «тело», которое несколько часов прижимало меня к земле, я почувствовал себя как на луне — казалось, что мой вес уменьшился в шесть раз.
Здесь мы прожили несколько дней. Спали на полу в аудиториях, подстилая наглядные пособия с изображением разных растений и представляя, что лежишь на свежескошенном ароматном сене. Незабываемым на всю жизнь остался день 20 октября 1941 г., когда мы приняли Военную присягу. Стоя в строю, мы вслед за командиром повторяли слова присяги, после чего по вызову подходили и расписывались в общем списке.
В это время, совершенно неожиданно, наш пулемётный взвод делят пополам и, пополнив образовавшиеся половинки другими бойцами, формируют два новых взвода: огнемётный и сапёрный. В первый уходит мой друг Дима Соломинский на должность помощника командира взвода, а мы, все студенты, переходим в сапёрный взвод, командиром которого назначается призванный из запаса инженер М. П. Заглядимов, окончивший в своё время МИИТ. Нас переводят в деревню Ховрино и начинают обучать сапёрному делу, одновременно мы реализуем получаемые знания на практике: на окраине строим командный пункт, роем окопы, возводим проволочные заграждения, устанавливаем минные поля, а на дорогах фугасы. Девушек же направляют в район Левобережной, где они осваивают приёмы оказания первой помощи раненым и способы эвакуации их с поля боя.
Полоса обороны нашей 3-й Московской коммунистической стрелковой дивизии включает Дмитровское, Ленинградское и Волоколамское шоссе. В начале ноября взводу поручается подготовить к взрыву железобетонный мост-путепровод через Октябрьскую железную дорогу между платформами Ховрино и Левобережная. Мы оперативно выполняем это задание. Концы двух дублирующих электровзрывных сетей выводим в оборудованную нами землянку и подсоединяем к подрывной машинке, ключ от которой находится у меня в кармане гимнастёрки, как старшего минной станции. Состав команды два человека: я — постоянно и попеременно мои товарищи Володя Свирченко или Валя Кузьмин.
Мост надлежало взорвать по приказу командования или на свой страх и риск при явном прорыве немецких танков. Так как с одной стороны моста вплоть до деревни Ховрино шёл противотанковый ров, а с другой располагалось большое минное поле, танки противника могли пройти только под мостом по железнодорожному полотну. Однако, начавшееся в ночь с 5 на 6 декабря успешное контрнаступление советских войск ликвидировало эту возможность, и вскоре я получил указание командира взвода разминировать мост, что и было выполнено с помощью наших ребят.
В январе 1942 г. наша добровольческая дивизия была преобразована в кадровое соединение Красной Армии, получившее название 130-я стрелковая дивизия, а наш полк стал 371-м стрелковым полком. Дивизия была включена в состав войск 3-й ударной армии Калининского фронта. Прибыв по железной дороге под Осташков и совершив пешим порядком 100-километровый марш, мы оказались в Молвотицком (ныне Марёвском районе Ленинградской (ныне Новгородской) области и с хода вступили в бои с противником, занимавшим несколько расположенных недалеко друг от друга деревень. Это было боевым крещением. Наш полк наступал на деревню Павлово. Её удалось освободить в результате ожесточённых боёв только на третий день — 23 февраля в День Красной Армии. Однако радость первой победы омрачалась понесёнными большими потерями — более 400 москвичей добровольцев, настоящих патриотов своей Родины, пали в этих боях, многие были ранены. Смертью храбрых погибли и наши товарищи-студенты: Дима Соломинский, Юра Макушкин, Ваня Карпов, Юра Горный; тяжело ранены и эвакуированы в тыл Валя Кузьмин, Володя Свирченко, Саша Мкртчян.
Отважно действовали в этих боях и наши девушки. Рассказывает Зоя Васильевна Петропавлова: «С началом боя появились раненые, и началась наша работа. Под огнём противника мы наскоро перевязывали пострадавших и эвакуировали их в безопасное место, иногда делали это вдвоём, так как тащить раненого по глубокому снегу было невероятно тяжело. Для этого использовались так же санитарные собаки, впряжённые в лёгкие саночки.
В середине дня меня ранило осколками мины в правую ногу и левую руку. Перевязала меня подбежавшая Люся Голованова и сказала: «Зайчик, мы за тебя отомстим» и побежала вперёд. Это была наша последняя встреча — 6 марта она погибла при бомбёжке. У меня всю жизнь стоит перед глазами стройная фигурка убегающей Люси.
Какое-то время я ещё ползала по снегу и делала несложные перевязки бойцам, в основном, рук и ног. Наконец эвакуировали и меня в деревню Липьё, где я попала в роту выздоравливающих. Однако нога не заживала, и меня, в связи с отказом эвакуироваться в глубокий тыл, перевели в медсанбат. Здесь меня вылечили и, в конце мая, я снова ушла на передовую.
Ещё раньше я узнала, что ранены Женя Корнеева и командир нашей роты Александр Сергеевич Маркин, которые находились на излечении в деревне Новая Русса. На попутных машинах я добралась до этого населённого пункта и навестила их. Женя, как и я, отказалась ехать в тыл и поправившись вернулась на передовую. Мне же довелось участвовать ещё в двух крупных боевых операциях, последняя из которых была в районе деревни Сутоки под Старой Руссой. В сентябре-октябре, 1942 г., в соответствии с постановлением Правительства, студенты старших курсов были откомандированы в институт для окончания учёбы».
Постепенно мы привыкали к фронтовым условиям: спать на снегу в 25-градусный мороз, плохо питаться из-за трудностей подвоза, а главное -переносить огромные физические и психологические нагрузки. Вкусили мы и все «прелести» своей военной, специальности полковых сапёров. В наши обязанности входило: строительство командных и наблюдательных пунктов на переднем крае, штабных землянок, прокладывание ночами в снегу зигзагообразных траншей к вражеской обороне для наступающих утром стрелковых подразделений, образование проходов в минных полях противника, подрыв снежно-ледяных валов в его обороне, установка мин перед собственными позициями. Эти работы проводились ночами при постоянных вспышках осветительных ракет противника, сопровождались его пулемётными очередями наугад, а иногда и прицельно. Утром же сапёров посылали вместе с пехотой в наступление. После боя пехота обедала и отдыхала, а сапёры получали приказ на выполнение описанных выше работ. Отсюда родилась поговорка: «У отца было три сына: двое умных, а третий — сапёр». Юмор на войне был необходим.
Между тем, значительно поредевшие полки дивизии продолжали вести наступательные бои. Были освобождены населённые пункты Островня, Ожееды, Великуша, в результате чего немцы, опасаясь окружения, были вынуждены оставить районный центр Молвотицы, предварительно предав его огню.
21 марта 1942 г. должно было начаться наступление на деревню Лунёво. Утром мы заняли исходный рубеж на опушке леса. Нам объявили, что сначала будет 20-ти минутная артподготовка. Я решил использовать это время, чтобы немного поспать. Лёг на снег под сосной и задремал. В назначенное время прозвучала команда: «Вперёд!», и мы бросились к деревне. Но прежде, чем её достигнуть, надо было преодолеть по глубокому снегу метров пятьсот-шестьсот открытого пространства. Немцы открыли ураганный пулемётный и автоматный огонь. Мы с бойцом нашего взвода Евгением Лелькишем бросились в большую воронку. Тут же начался сильный миномётный обстрел. Через некоторое время я, приподнявшись, попытался выглянуть, чтобы оценить обстановку. В этот момент взрывной волной, от разорвавшейся, впереди мины мою голову так сильно отбросило назад, что я невольно схватился за шею — не разорвалась ли она, но всё обошлось. Я же понял, что взрывная волна может оторвать голову. Вдруг сзади разорвалась по-видимому полковая (120 мм) мина, которая и накрыла, нас своими осколками. Особенно досталось Евгению, он был ранен в голову, спину и ноги, я же получил множественное осколочное ранение левой ноги. Вскоре подбежали два санитара, спросили, кому помочь. Я показал на Женю. Они подхватили и поволокли его. А огонь противника не ослабевал. Что же делать? Решаю выбираться из воронки, со второй попытки это удаётся. Ползу к лесу, силы на исходе, но останавливаться нельзя, так как кругом рвутся |мины, а над головой свистят пули. Наконец мне навстречу бегут два бойца, они переворачивают меня на спину, хватают за руки и бегом волокут в лес, который уже близко. Меня заносят в медпункт, располагавшийся в землянке. Здесь девушки быстро разрезают валенок, брюки и перебинтовывают ногу от стопы до колена, выносят наружу и кладут на сани, на которых уже лежит Женя Делькиш. Вижу, из под бинтов торчат мои пальцы. Спрашиваю, как же я поеду, ведь наверняка отморожу их. И тут подходит помощник командира нашего взвода Дунаев, снимает с себя телогрейку и укутывает мою ногу. Говорю ему: «Сергей Павлович, не надо, ведь меня везут в тепло, а тебе ещё долго спать на снегу». Но он непреклонен. Так я ещё раз убеждаюсь в великой силе фронтового братства.
Затем последовала эвакуация и семимесячное лечение в госпиталях (Осташков, Ярославль, Горький, Сызрань, Анжеро-Судженск) и досрочная, по моей просьбе, выписка, чтобы успеть к началу учебного года в институте.
Как же сложилась судьба моих боевых товарищей? Володя Свирченко; после госпиталя попал в другую часть и погиб в бою. Его имя, вместе с именами других студентов и преподавателей, павших в боях за Родину, увековечено на мемориальной доске, установленной в вестибюле Московского Государственного Горного Университета.
Валентин Иванович Кузьмин, излечившись, воевал в 38-й армии. После войны окончил Московский горный институт, стал доктором технических наук, профессором, членом-корреспондентом Инженерной академии Украины, преподавал и вёл научную работу в вузах Харькова. Продолжает эту деятельность и сейчас. Увлекается пейзажной живописью, персональные выставки его картин пользуются неизменным успехом.
Лев Дмитриевич Лабухин был несколько раз ранен, но оказался единственным из нас, кто прошёл весь свой боевой путь вплоть до Победы в составе нашей родной 3-й Московской коммунистической стрелковой — 130-й стрелковой 53-й гвардейской стрелковой Тартуской Краснознамённой дивизии. Последняя должность — полковой инженер 161-го гвардейского стрелкового полка. После войны окончил Московский геологоразведочный институт и работал в области гидротехнического строительства в Волгограде, в том числе, Волжской ГЭС им. В. И. Ленина, являлся заместителем главного инженера проектно-изыскательского института. К сожалению, ушёл из жизни.
Окончили Московский институт цветных металлов и золота Зоя Петропавлова в 1942 г., Женя Корнеева в 1944 г., Лера Милентьева в 1945 г., автор статьи в 1946 г., Митя Кутузов в 1947 г.
Трудовая деятельность Зои Васильевны Петропавловой была связана с Московским медеплавильным и медеэлектролитным заводом (в последние годы — завод «Мосэлектрофольга»), где она прошла путь от сменного инженера металлургического цеха до начальника планово-экономического отдела. Выйдя на пенсию, не раз возвращалась на завод. Она была удостоена звания «Почётный металлург».
В настоящее время Зоя Васильевна является активным членом Совета ветеранов нашей дивизии, ведёт большую работу по патриотическому воспитанию молодёжи. Обладает незаурядным поэтическим даром.
Большая часть трудовой деятельности Евгении Тимофеевны Корнеевой прошла в г. Коломне, где она работала на паровозостроительном заводе им. В. В. Куйбышева и во ВНИИтепловозостроения на инженерных должностях. 10 лет она проработала заведующей организационным отделом Коломенского ГК КПСС. В 1993 г. ушла из жизни.
Валерия Ивановна Милентьева стала кандидатом технических наук, посвятила себя научной деятельности, трудилась в научно-исследовательских институтах цветной металлургии в городах Запорожье, Алма-Ата, Усть-Каменогорск, Москва. Её исследования способствовали повышению эффективности металлургических процессов.
Дмитрий Сергеевич Кутузов после окончания института много лет работал на Лениногорском полиметаллическом комбинате в Казахстане, пройдя путь от сменного инженера до главного инженера этого предприятия. За большой творческий вклад в совершенствование горного производства он, вместе с группой специалистов, был удостоен высокого звания Лауреата Ленинской премии. В последние годы работал в Министерстве цветной металлургии СССР в должности начальника горного отдела научно-технического управления, В 2004 г. ушёл из жизни.
Не могу не сказать несколько добрых слов о ребятах-фронтовиках, поступавших в институт в военные годы (после ранений). Они сразу становились активными членами нашей комсомольской организации. Мне довелось четыре года быть секретарём Комитета ВЛКСМ института, и я с большой теплотой вспоминаю этих ребят и девчат: Виктора Бородина, Тамару Макарову, Инну Олейникову, Костю Тимофеева и других. На них во всём можно было положиться в трудную минуту. Особо хочу упомянуть о двух офицерах фронтовиках, с которыми я сдружился на долгие годы.
Владимир Георгиевич Румянцев поступил в наш институт на 4-й курс и окончил его в 1945 году. Много лет работал на горнодобывающих предприятиях цветной металлургии. Закончил свою трудовую деятельность директором Ловозёрского горно-обогатительного комбината в Заполярье, производившего стратегически важное сырьё. К сожалению и его уже нет в живых.
Дмитрий Петрович Лобанов поступил в институт и окончил его уже после войны. Он посвятил себя научно-педагогической деятельности. Почти четверть века работал ректором Московского геологоразведочного института им. С. Орджоникидзе. Дмитрий Петрович является одним из основателей новой научной школы — геотехнологических методов добычи полезных ископаемых. Многие горные инженеры, кандидаты и доктора наук с чувством глубокой признательности вспоминают его благожелательное отношение и помощь в их становлении как специалистов и учёных. И сегодня профессор Лобанов продолжает сеять «разумное, доброе, вечное».
За самоотверженную деятельность в мирные годы многие ветераны удостоены трудовых наград.
Я благодарен судьбе за то, что она в трудное для страны время свела меня с замечательными товарищами, о которых я кратко рассказал в настоящем очерке.
приходилось туго.