24 сентября 1942 г. командованием полка я была выдвинута на должность секретаря политчасти полка. Ознакомив меня с предстоящей работой, быв. секретарь — Замполит тов. Балашов, стал помогать мне к 27 сентября составлять месячный отчет. Работу закончили поздно. Было уже 1.30 ночи. Хотелось спать. Но не успели мы прилечь на нары. как связной попросил разрешения войти в землянку. Отсекр партбюро полка – бат. комиссар Плинер, тихо похрапывая, спал на противоположной стороне. Услышав голос постороннего, он быстро поднялся.
Связной передал приказ о том, что дивизия в 2:00 ночи следует по маршруту такому-то. Полк выстраивается гам-то.
Времени оставалось мало. Надо было спешить.
Тов. Балашов помог мне упаковать бумаги, собрать кое-какие вещи. Их оказалось много — одной не осилить, Подумав, что мне помогут, я упаковала их отдельно. Но оказалось иначе. Тов. Плинер свернул свою плащ-палатку и кое-какие вещи и, сказав, чтобы я вещи отнесла на лошадь, ушел. Увидев это, не сказав ни слова, промолчала…
Тов. Балашов должен был явиться в политотдел дивизии, но видя мое тяжелое положение и, располагая некоторым временем, охотно помог мне донести мешки до места назначения. Встретив машинистку политчасти Мару Шебалдову, он сказал ей, чтобы она меня познакомила с остальным партийным хозяйством, которое имелось при ней и, выпив стакан воды, ушел.
Лошади на месте не оказалось. Все лошади ушли с другим имуществом и должны были вернуться. Пришлось ждать.
Наступил рассвет. Дивизия уже вышла. Здесь мне встретился сержант комендантского взвода нашего полка В.И. Шитов. Спросила у него о лошади, но он мне ответил отрицательно. Больше спрашивать я не стала. Решила терпеливо ждать.
Мара начала волноваться. Стала настаивать, чтобы нам уйти следом за полком. Я отказалась. Она начала уговаривать. Возмущаясь тем, что так дурно складывается, я немного резко ей ответила: «Мара, ты иди одна, я не уйду до тех пор, пока не возьмут на лошадь все наше хозяйство.
Посмотрев на меня, удивившись, очевидно резкости моего заявления, она ничего мне не сказала. Поколебавшись немного, она сказала: «Ну, я пошла. А ты не задерживайся здесь. Постарайся поскорей уйти, а все хозяйство передай т. Шитову».
Пожелав счастливого ей пути, я пошла в землянку. Но не прошло и десяти минут, как в воздухе послышался гул моторов. Выскочив из землянки, начала вглядываться в небо. Скоро выскочила из-за низкого облачка двойка немецких истребителей, а за ними шли 12 тяжелых бомбардировщиков. Ползучая свастика была видна теперь, как на ладони. Неуклюже разворачиваясь в воздухе, они шли на снижение. Предчувствовав, что сейчас начнут бомбить дорогу, как они делали это обычно, я спустилась в землянку. Оставаться наверху было опасно, так как землянка находилась от дороги в 30-50 метрах. Я не ошиблась. Бомбы пошли вниз одна за другой. Земля гудела, с потолка землянки сыпалась земля. Казалось, вот-вот все провалится, но разрывы удалялись все дальше и дальше.
Немцы на наш участок шириной в несколько километров, бросили два полка авиации.
Ждать прихода лошадей было бессмысленно. Было ясно, что бомбежка не затихнет до темноты. Надо было как-то коротать день. Решила прилечь, заснуть. Не спится. Хочется кушать. Но что кушать! Ни у кого ничего нет. Вдруг И.В. Шитов обнаружил у себя в вещевом мешке немного сухарей и селедку.
Разделив все пополам, мы покушали и я легла спать. Он прикрыл меня сверху двумя одеялами, так как я очень замерзла, и часа три, не взирал на ужасную бомбежку, я проспала без просыпа.
В 16 дня, проснулась от разговора нескольких человек, зашедших месте. До меня донесся следующий разговор: «Мы дошли, но нас не пропустили дальше. Какая-то наша часть. Мы пошли на Кулаково, там нас обстреляли. Оказывается, там немцы. Мы взяли правее к реке, там тоже немцы». Здесь, как только я услышала Кулаково — сразу поднялась. Это оказались два связиста нашего полка. Все мокрые, измученные, они стояли с тяжелыми катушками с проводами, и с недоумением они посмотрели на меня. Очевидно, им было странно, глядя на меня. Такая сложная обстановка кругом и вдруг человек спокойно спит.
Через дер. Кулаково проходил наш маршрут, а поэтому я сразу спросила: «Разве в Кулакове немцы?» — «Да немцы», — ответил один из них. – «Они просочились туда за несколько минут, как мы подошли. А сейчас выход закрыт, другого выхода к нашим нет». — ответил другой.
Было ясно, что надо действовать и пробираться к своим, но вместе с этим, не совсем верилось. Может быть это паника, провокация? — мелькнула мысль в голове. Через несколько минут пришли еще трое бойцов, рассказали то же самое. Теперь сомнений не было. Надо действовать.
Открыв несгораемый шкаф, рассортировав по степени важности папки, я хотела часть из них оставить. В случае чего закопать. Но не хотелось так делать. Твердо решив выбраться к своим, я соображала, как лучше сделать? Часть документов взять с собой или все ?
Первые два вещевых мешка, которые мне попали под руки, освободив их от личных вещей, набила до отказа документами. Попробовала поднять. Тяжело, но нести можно. А разве можно говорить о неудобствах в таких условиях? Речь шла о документах партийного хозяйства полка. Поделилась о своем решении с т. Шитовым.
«В случае чего, поможем — сказал он и добавил: Молодец, хорошо продумала».
Через несколько минут мешки были перевязаны и готовы к походу. Тов. Шитов высказал свои предположения, что здесь должны быть бойцы из хоз. взводов. Пошли по землянкам. Он был прав. В одной из землянок мы встретили командира хоз. взвода второго батальона мл. лейтенанта тов. Иринархова. Раньше я его знала. На душе как-то легче стало. Он знал об обстановке то же, что и я.
Посоветовались. Посмотрели по карте. Выхода действительно не было. Везде, кругом немцы.
Хотя я себя и спокойно вела, но когда почувствовала, что спокойно ведет себя и т. Иринархов, я как-то даже почувствовала себя исключительно твердо. Уверенность, что выйдем, меня не покидала ни на минуту.
В 9:15 вечера, собрав оставшихся людей, рассказав обстановку, тов. Иринархов взял на себя командование.
Теперь уже под его командованием все бойцы были нагружены до максимума. Взяв часть ценных продуктов, загрузив до отказа боеприпасами, проверив лично у всех оружие, он взял курс на дер. Кулаково и повел вперед.
Готовые вступить в бой любую секунду, с винтовками наготове, шли осторожно, шагая без шума, бойцы. Вручив, на всякий случай, по бинту каждому бойцу, рядом с командиром Иринарховым шла и я.
Меня он также вооружил револьвером и гранатой. От этого легче было идти. Знаешь, что живьем не возьмут.
Подходим к дер. Кулаково. Деревня горит. Кругом тихо. Примерно в 400 метрах нас останавливает патруль, Узнав, что здесь держит оборону наша Московская 129 сд, я попросила, чтобы меня провели на КП к комиссару.
Меня провели. Вхожу в землянку, докладываю. Внимательно выслушав меня, комиссар предложил мне, как один из лучших советов — зарыть документы и предупредил, что обстановка исключительно сложная.
Но как согласиться зарыть, когда я решила любой ценой жизни вынести их к своим. Я отказалась зарыть.
Как сейчас помню. Комиссар поднял на меня глаза и посмотрел в упор. В это время я думала. Вот в левом кармане его гимнастерки лежит партийный билет, за который, если потребуется, комиссар жизнь отдаст. Разве я не сделаю это?!!
Нет, пронеслось у меня в голове. Зарыть я не могу. Найдут. Но здесь мои мысли прервал комиссар. Не знаю, что он думал в эти несколько минут короткого молчания, но теперь он мне говорил:
— «Ну, что же, тов. Косарева, попытайтесь! Может быть, Вам, благодаря чуду – удастся».
Его вызвали к телефону.
Решив не мешать ему, я отошла в угол землянки, где меньше света, и присела на мешок.
Вдруг неожиданно открылась дверь, и в землянку вошел молодой, невысокого роста черноглазый паренек. Взяв под козырек, он четким, спокойным голосом докладывал о данных произведенной им разведки в районе деревни Кулаково и реки Ловать.
Меня охватило чувство великой радости, когда он докладывал, что хотя и рискованно, но выйти можно по реке Ловать. Проход в 200-300 метров немцами не охраняется, но хорошо простреливается пулеметным огнем. Закончил свой доклад разведчик. Слово «рискованно» дало мне надежду. «Значит пройду, если не пристрелят» — подумала я про себя и посмотрела на комиссара. Он был занят: записывая, что-то в блокнот, резкими движениями руки он что-то усиленно подчеркивал.
Не успел уйти разведчик, как в землянку вошел другой человек. Лицо его было плохо видно, так как он стоял ко мне почти спиной. Но в его голосе я уловила что-то знакомое.
«Кто это может быть?» — подумала я. Но долго догадываться не пришлось. Этот человек обернулся теперь ко мне прямо лицом. Очевидно, хотел ознакомиться с присутствующими в землянке. В слабом свете он не заметил моего лица, но я его хорошо теперь узнала. Это был капитан тов. Лябик из нашей дивизии. Я собралась было подняться к нему навстречу, но он резко повернулся к комиссару, а я осталась сидеть на месте.
Они о чем-то долго тихо разговаривали, склонившись над картой. Потом тов. Лябик выпрямился и сказал вслух: «Есть, товарищ Комиссар!».
На какое приказание он ответил «есть» — мне было неизвестно. Но я решила его задержать. Медлить было нельзя. Можно было потерять из виду, если промедлишь и я подошла к нему вплотную.
Увидев меня, он радостно сказал:
«Ну, вот, оказывается и наши здесь есть! Хорошо, что встретились. Пойдем вместе!»
«Куда?», — обрадованно спросила я его.
«Куда?» — надо пробираться к своим.
Этого-то только я и ждала. Больше ни о чем я его не спрашивала.
«Только держитесь меня ближе» — напомнил он мне, когда мы двинулись в путь. Капитан Лябик взял на себя командование группой.
Ночь была звездная. Приходилось хорошо маскироваться. К нам присоединилась еще группа бойцов. Теперь собралось уже до 40 человек. Можно было смело, на случай чего, и бой принять.
Кустарник, который тянулся вдоль берега реки, хорошо помогал нам маскироваться.
Шли тихо, осторожно ступая, шаг за шагом, мы прошли один — два километра.
Пока все шло благополучно. Но, пройдя 6-8 километров, немцы открыли по нам огонь. Очевидно, заметили. Мы пригнулись, но продолжали двигаться.
Я держусь рядом с капитаном Лябиком. Мешки наперевес висят через плечо на левой стороне. В правой руке на боевом взводе сжимаю ручку револьвера. Нервы напряжены до предела.
На случай ловушки надо было молниеносно сделать два дела: первым делом забросить на середину реки мешки с документами и второе — пустить пулю в лоб, чтобы не угодить немцам в лапы живыми.
Стрельба усилилась. Теперь стреляли не только пулеметы, но полетели и мины. Надо было спешить. Но куда? Теперь и впереди, и сзади, и с боков немцы.
Двигаемся вперед…
Выстрелы и разрывы остались позади. Впереди все тихо.
Заметив нас, открыв стрельбу, немцы разорвали нашу колонну. Отставшая часть приняла бой. Этим временем голова колонны уходила вперед. Впереди показалась тень. Остановились. Все тихо. Тов. Лябик выслал разведку.
Разведка, ничего не обнаружив, вернулась обратно. Пока мы останавливались, ко мне подошел тов. Иринархов. Его появлению я очень обрадовалась. Я убедилась, что он не струсит. Он достойно вел себя на протяжении всего пути, И сейчас он наводил порядок, одергивая тех, кто нарушал боевой порядок в движении.
Мы уже больше не расставались, держались рядом.
Через несколько часов, сверив карту с местностью, мы убедились в том, что вышли в расположение нашей дивизии. А спустя 40-50 минут нас уже встречали обрадованные товарищи.
Девушки по очереди обняли меня и крепко расцеловали. А Вера Тихонова, с радости, даже расплакалась.
Командование полка и дивизии высоко оценило мое решение и вынос документов партийного хозяйства, представив меня к награде медали » За отвагу», которую мне вручил М.И. Калинин в Кремле 12 марта 1943 года.
19 декабря 1943 года Косарева